<...> Мы договорились с тогдашним президентом Кабардино-Балкарии Валерием Коковым (возглавлял республику с 1992 по 2005 годы, фактически до своей смерти), что будем закладывать в Нальчике новый храм.Закладка пришлась на 1 сентября, которое в Кабардино-Балкарии считается не только Днем знаний, но и Днем республики. На торжественную церемонию приехало очень много гостей, среди них — полпред президента в Южном федеральном округе Владимир Яковлев (бывший губернатор Петербурга), как раз накануне переведенный сюда из расформированного правительства Михаила Касьянова. Прибыл губернатор Ставропольского края, гости из соседних республик.
Не предчувствуя ничего дурного, мы проводили торжественный чин закладки храма. Я в облачении, совершаю молитву. И вдруг вижу, что что-то происходит: к Яковлеву подбежал его помощник, порученец, возникла какая-то лихорадочная суета. Но я все-таки смог закончить молебен, после чего спрашиваю: «Что случилось?» Яковлев, судя по всему, и сам еще толком не уяснил, что произошло, отвечает невнятно. Но все-таки становится понятным одно, самое страшное: террористы захватили школу в Беслане. Прямо во время праздничной утренней линейки.
читать дальшеВ Нальчик на закладку храма собралось довольно много журналистов, и я сразу же обратился через них к террористам, чтобы они немедленно освободили детей. Я сказал, что дети не могут быть торгом в политической борьбе. <...>
Мою машину знали и поэтому пропустили. Конечно, в городе суета, народ волнуется, начинают подтягиваться военные. Но и гражданские жители Беслана, смотрю, активно вооружаются: кто-то бежит с берданкой, кто-то с ППШ военных лет (пистолет-пулемет Шпагина, разработан еще в 1940 году — прим. ред.), а кто-то даже с Калашниковым наперевес. <...>
Тем временем военные начинают оцеплять школу, а набежавших с берданками беслановцев пытаются оттеснить, чтобы не произошло преждевременного столкновения с боевиками. Народ, конечно, сопротивляется, не хочет уходить, и это понятно: у очень многих в этой школе дети, жены, внуки... Поэтому кое-где раздаются первые выстрелы, но импровизированного штурма в лоб не получается. <...>
Постепенно в город начали прибывать спецслужбы, появились отряды спецподразделений «Альфы» и «Вымпела», подошла 58-я армия, расквартированная в Северной Осетии (штаб-квартира армии — Владикавказ — прим. ред.). Народ, разумеется, продолжал волноваться, но от школы его оттеснили, саму школу оцепили, поэтому многие собрались в здешнем Доме культуры.
Надо было идти народ успокаивать. А кому? Делал это периодически начальник УФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев (спустя неделю после теракта был отстранен от должности — прим. ред.). Он давал людям очень скупые сводки о происходящем, но не более. Но я понял, что народ нуждается в другом. И тогда я каждые два часа начал ходить в этот Дом культуры — встречаться с людьми, беседовать с ними. Моя главная задача была не только утешить людей, но и удержать их от самовольного штурма, чтобы они снова не рванули туда, где их уже ждали подготовленные огневые точки террористов, потому что это были бы бессмысленные жертвы, страшное месиво. И я начал призывать собравшихся в Доме культуры растерянных, плачущих и отчаявшихся людей молиться — молиться за своих детей и просить Бога о помощи. <...>
Штурм случился только на третий день. К тому времени террористы наконец-то разрешили вывезти расстрелянных еще 1 сентября мужчин, и к школе подъехали спасатели. В это время, пока грузили тела, раздались один за другим два жутких взрыва. И как-то сразу стало ясно: час пробил. Начался бой, все сразу устремились туда, и я за ними. Жуткий ураганный огонь со всех сторон, непонятно, кто и откуда стреляет. Навстречу мне уже несут раненых, среди них — много детишек. В школьной стене — пролом, и я прямо в рясе с крестом, как был, нырнул туда.
Никогда не забуду этого: когда я забежал в пробоину, перед моими глазами промелькнуло жуткое видение: фрагменты тел, убитые, раненые, кто-то кричит, кто-то горит живьем. И опять-таки очень много детей кругом, среди них есть и живые. Я различил в этом кошмаре паренька лет 15 — у него нога была практически оторвана выше колена, но он дышал и смотрел вокруг обезумевшими глазами. Я взял его на руки и понес. Какой-то боец рядом со мной тоже нес ребенка, но его убили. Мне с мальчиком удалось добраться до своей машины, положить его на заднее сиденье. Водитель обернулся, увидел окровавленного подростка, его бледное лицо и говорит: «Он умер». А кровь из ноги продолжает хлестать, и я вижу: нет, не умер, это просто шок. И кулаком толкаю своего водителя в спину: «Давай, едь! Не распускай слюни!»
Этого мальчика мы доставили в больницу. Хотя какая там больница — просто походная палатка стояла неподалеку с врачами и медсестрами. Когда ребенка начали вынимать из машины, с залитого кровью сиденья, он застонал. Большей радости, чем в этот момент, я прежде никогда не испытывал: значит, жив! Оторванная нога у мальчика буквально болталась на лохмотьях кожи. Но он остался жив, его удалось спасти. А я, довезя парня до медицинской палатки, вернулся обратно к школе. <...>
Запомнился мне еще один человек — Дмитрий Разумовский, начальник отделения «Вымпела». Перед самым штурмом он подошел ко мне и сказал: «Что-то сердце щемит. Чувствую, какая-то беда будет». Мы побеседовали, я, как мог, его утешил. Помню, его все называли подполковником и относились к нему с большим уважением. Когда объявили штурм, он первым ринулся на приступ, причем встал в полный рост на простреливаемом со всех сторон пятачке. Успел, говорят, уничтожить двух боевиков, выявил, отвлекая огонь на себя, где находятся огневые точки противника. А через минут 10 смотрю — несут его мне навстречу.
Это я долго рассказываю, но события, о которых я вспоминаю, происходили на самом деле очень быстро. Помню, мы занесли Дмитрия в какой-то гараж, но положить его было не на что. Мы отыскали две табуретки, составили их вместе, нашли какую-то доску, чтобы уложить командира. Разумовский был убит — никаких сомнений в этом не было. Я закрыл ему глаза, подтянул и перевязал челюсть, совершил над телом первую заупокойную молитву. И снова пошел к школе. (Разумовскому посмертно присвоили звание Героя России — прим. ред.) <...>
На старом кладбище для новых захоронений отвели обширную территорию, могилы помогал копать трактор «Беларусь». И помню, как тысячи людей — женщины и мужчины — стояли и плакали, не стесняясь друг друга. У меня было ощущение, что хоронят жизнь как таковую. Я со своими священниками совершал панихиду. Вначале мы ходили лишь там, где находились православные захоронения, а потом, когда нас стали звать отовсюду: «К нам подойдите! И к нам!», я сказал про себя: пусть Бог разбирается, кто чей, и отзывался на все просьбы — и христиан, и мусульман. И, знаете, это вносило какую-то струю надежды. Мы просто шли по кладбищу и совершали везде, где нас просили, заупокойную молитву. И казалось, что жизнь все-таки не кончилась, что впереди что-то брезжит... <...> [#]
Митрополит Казанский и Татарстанский Феофан (Ашурков), в 2004 году — епископ Ставропольский и Владикавказский.
@темы:
Россия,
Общество,
Война,
Религия,
Потери,
История,
Политика