Авада Нахуй Блять Кедавра!
Колонка N 8
Три дня мучился некоторым несовпадением мыслей с моими либеральными друзьями. Но теперь, когда Шариф и Саид Куаши благополучно застрелены, я позволю сказать несколько слов. Мне кажется, мы не правильно трактуем трагедию в Париже как атаку исламистов на священный европейский принцип свободы слова.
...Я никоим образом не оправдываю убийц, не хочу сказать, что карикатуристы сами нарвались и т.д. Местные верующие так часто оскорбляют мой мозг, что я вовсе не против, если кто-то оскорбляет их чувства. Я о другом хочу сказать. Мне кажется неверным считать журнал "Шарли Эбдо" выражением свободы слова. Если мы делаем это, то оказывается, что свобода слова нужна для того, чтобы производить бессмысленные непристойности.
Если вы видели карикатуры этого издания, то вы понимаете, о чем я – по уровню художественного замысла, глубине мысли и языку они сродни картинкам в публичном сортире, хотя по тематике несколько шире. И все же принцип свободы слова существует не для того, чтобы рассказывать похабные истории о Боге и церкви, государстве и семье, великих и мелких людях.
Я понимаю, какую бурю негодования сейчас вызову, но я даже заострю в полемических целях. Это вообще не имеет отношения к свободе слова. Свобода слова вводится (и ограничивается) просвещенческими трактатами и конституциями начиная с XVIII века. А это более древняя штука. Невозможно понять, как вообще может существовать такой журнал в современной цивилизованной стране, если не знать, что это Франция. Страна Вийона, Рабле, страна готической скульптуры с преотвратительными комическими гадостями ада, и непристойных маргиналий на полях церковных рукописей. Карикатура возникает из средневековой смеховой культуры, и карикатуристы – это вовсе не ораторы и философы. Это шуты, гениальные скабрезники и похабники, произрастающие из карнавальной традиции.
Да, конечно, из-за той роли, которую сыграла французская карикатура в эпоху французской революции, она стала частью дискурса европейской свободы. Но это не значит, что она ею и является. Она явление гораздо более древней свободы – освобождения от оков цивилизованности, раскрепощения животного начала в себе. Возможность показать хрен императору – это вовсе не то же самое, что право разоблачать коррупцию, насилие власти или оспаривать налоги в парламенте. Это возможность сбросить с себя оковы общественных установлений, приличий и авторитетов. Иногда это помогает революциям, поскольку десакрализирует власть, иногда помогает власти, поскольку пройдя через карнавальное осмеяние, она укрепляется – так, по крайней мере полагал Михаил Бахтин. Но существует эта традиция вовсе не для власти, а для освобождения человека от себя самого. В основе этого дела не бичующий смех классической сатиры, а утробный хихик хмельного брюха, пупком заметившего свой хрен.
В силу, если угодно, исторической случайности в европейской католической традиции носителями смеховой культуры оказалась в числе прочих и клирики. Это довольно уникальное явление, из него вышло много чего важного, и, возможно, степень радикализма европейской свободы связана именно с этим обстоятельством. Это -- отдельная тема.
Но. В мусульманской культуре народная смеховая культура не менее развита, чем в Европе – достаточно вспомнить турецкий кукольный театр (кстати, препохабный) или Ходжу Насреддина. Но, насколько мне известно (допускаю, впрочем, что ошибаюсь) традиции низового осмеяния распространяются здесь на султанов, визирей, купцов, мулл – но не на Пророка, праведных халифов и законы шариата. Нет такой традиции, шейхи носителями смеховой культуры не были – не знаю, почему. Кстати, православное христианство тоже не породило традиций смеховой культуры в отношении Бога. Уж до какой степени скабрезен русский лубок, но шутки на тему непорочного зачатия там не приняты.
Ужасный расстрел карикатуристов двумя исламскими фанатиками трактуется как столкновение средневековой дикости с модерновой европейской свободой. Я согласен с тем, что расстрел ужасный, я вчера был у французского посольства и оставил там цветы, я согласен с тем, что расстреляна европейская свобода – но не современная. Вообще-то если глядеть на это дело глазами отстраненного культуролога – это столкновение одного средневековья с другим. Это драма взаимного непонимания двух древних традиций, входящих в сердцевину национально-религиозного, а не модернового сознания. Просто в одной традиции можно и нужно сунуть свой голый зад в глаза Господа, раз уж он обрек тебя смерти, а в другой – нет, совсем нет, нельзя этого делать, ибо нельзя предъявлять свое срамное тело тому, кто дал тебе душу. Смерть – серьезная штука, разные культуры вырабатывают разные стратегии реакции на нее, а уж выработав -- за них держатся.
И с этой точки зрения – уж простите меня -- тут нет злодеев. Тут есть шекспировская драма двух начал, двух героев, каждый из которых идет на смерть за право быть собой. Вы что думаете, два этих безумца не знали, что их ждет после того, чего они наделали? Да они, похоже, специально оставили в машине что-то вроде визитной карточки – так в свое время русские террористы оставались на месте акции после ее совершения, чтобы ответить жизнью за свою кошмарную правду. В их дикие – да, согласен, дикие – понятия входит представление о том, что лучше смерть, чем стерпеть оскорбление Богу. В средневековье это бывает.
И вы хорошо знаете, что несчастные расстрелянные художники прекрасно понимали опасность своего дела. Но на том стояли и не могли иначе.
И в итоге все погибают. Но это не театр, и это не переносимо.
Мне кажется, что возводя эту историю к защите священного принципа свободы слова, мы усугубляем ситуацию. Мы делаем эту войну неотвратимой. Ведь есть различие между левиафаном и шутом. Одно дело, когда ты встаешь на бой с государством, с его основами, с его машиной, конституцией. Когда оказывается, что все это построено, чтобы оскорбить Аллаха. Это серьезное дело, тут можно и жизнью пожертвовать. Другое дело, когда ты пожертвовал жизнью, чтобы убить шута. Это просто глупо. Воин не воюет с шутами, потому что в победе нет чести. Смешно идти с оружием против голой задницы – как бы ни ударил, все равно окажешься в говне.
Ну и про нас. Слушайте, ну нельзя так подставляться. Наш фундаментализм – в виде РПЦ ли, государства, казачества или его чеченского величества – в достаточной степени ненавидит либерализм за то, что составляет его сердцевину – за уважение к личности, за равенство перед законом, за основные свободы, за идею сменяемости власти. Ну и зачем давать ему возможность заявить, что либерализм – это похабень и кощунство? Путин ужасен не тем, что он посадил девчонок Пусси Райт, у него много других заслуг. А тем, что он их посадил, он смешон [#].
Григорий Ревзин, журналист «КоммерсантЪ»
Чужие заказчики умнее наших холуев
Ходорковский в ответ на теракт в Париже призвал все СМИ дружно и сплоченно выйти в свет с карикатурами на Мухаммеда. Решил маслом пожар тушить. Тоже еще стратег и мудрый советчик. По мне, либо это «серьезное слово» несерьезного человека, либо – осознанная провокация от того, кто настолько любит собственный народ, что желает ему залиться кровью.
...Оцените, однако, в свете сказанного вождей либерализма. Оцените их при свете дня и не по материалам Следственного комитета, где ногу сломишь, а по их собственным словам, от которых – по Евангелию – оправдаешься или осудишься.
Современный моллюск если смеется над какой-то религией, то вовсе не потому, что исповедует другую. Никакой религии он не исповедует, идея святости и вечной жизни отсутствует в его сознании, оттого он над всем и смеется.
Ничего святого нет для жителя пластмассового мира, кроме прибавочной стоимости. Даже маму и детей он любит только по инерции и больше на словах, если вообще любит. И смех его не гоголевский – исцеляющий, а бесовский – против святынь да ниже пояса.
Россия – страна, где ислам является одной из традиционных религий. Хотите вы этого или нет, это так. Долг любви и взаимоуважения обязывает россиянина разбираться в исламе хоть чуть-чуть и ни в коем случае не хихикать над ним развратным смехом атеиста.
Поверьте, христиане, вере вашей вдумчивое знакомство с исламом не повредит. Даже обычная пытливость обязывает узнать фундаментальные основы этой соседствующей с нами религии и уважительно относиться к людям, ее исповедующим. Пост им известен, понятие о молитве и милостыне есть у них, Страшного Суда они ждут и на вхождение в вечность надеются. Уже в этом кратком изводе они гораздо ближе и понятнее нам, чем атеисты-сатанисты-пересмешники.
Я всегда говорил, что, не меняя своих религиозных убеждений, мы должны уважать веру соседа-монотеиста. За стеной живет религиозный еврей, строго соблюдающий Шаббат – не включай в субботу музыку громко и не сверли стену дрелью. Уважь религиозный покой соседа. Поверь – Бог тебя за это благословит.
Сосед-мусульманин – в его пост месяца Рамадан не ешь на его глазах, и не жарь барбекю в общем дворике, чтоб запахи всюду неслись. Уважь строгое воздержание человека и не соблазняй его. За это малое найдешь в нем друга, а в день беды – помощника. Иначе поступишь – получишь то, что получают обычно насмешники над чужой верой по причине отсутствия своей.
Это нормальные правила поведения и сосуществования людей, исповедующих разные веры, но проживающих бок о бок на тесных клочках земли.
Так жили столетиями мусульмане и христиане Востока, пока туда не влезли сначала крестоносцы, а затем новейшие колонизаторы. Эти стравливают привычно, играют на противоречиях, раздувают пожары (весь Восток горит оттого, что есть кому дуть). Эти ссорят и разделяют, чтоб властвовать, как Цезарь заповедал.
Если хочешь России беды – ссорь мусульман с русскими и восставляй мусульман против российского государства в целом. Это цезарева практика в отношении покоряемых и сопротивляющихся народов. Псаки такое ляпнет по глупости. Маккейн – осознанно. Но Ходорковский? Что ему Псаки, что ему Цезарь, что ему французская политическая порнография? Он же русский. Или нет?
Кстати, когда при Ельцине по российскому телевидению демонстрировали фильм «Последнее искушение Христа», то мусульмане Москвы вышли в Останкино на демонстрацию протеста против кощунства и стояли рядом с православными. Либералы не вышли. Протестанты тоже. Думайте, господа и братья, о смысле слова «враг», сопоставляйте и анализируйте.
Ходорковский действует, как большевик во время оно. Вообще борцы за светлый и либеральный рай – сплошь чистые большевики, хотя никто не снимает столько дивидендов с коммунистических ужасов, как они. За чужие деньги и под команду на английском они пытаются будоражить народные массы и бить Россию под дых, на взлете. Как Ленин, они желают собственной стране поражения в этой новой мировой, которая развязана не нами.
И вот Ходорковский, вернувшись из своего Шушенского и перебежав по своему тонкому льду свою финскую границу, со своего опять-таки броневичка зовет зачем-то СМИ к карикатуркам.
Да нарисуй ты, мил человек, сам карикатуру на халифа Омара или Хадиджу, да увеличь ее до плаката, да поедь хоть в Казань, хоть в Уфу, хоть в Ингушетию. Походи там по центру и вернись обратно (шутка).
#{author}Что ж ты журналистов-то под нож зовешь? Да позови, кстати, с собой Навального и Каспарова, а мы порадуемся. Порадуемся не о ваших болевых рефлексах, а о том, что зло само себя своею глупостью уничтожает. Но, повторяю, журналистов зачем под нож да под пистолет ради ложных ценностей толкать?
Местный наш пророк либерализма показал, как Гюльчатай, свое личико. Многие и раньше знали, что там под «демократической паранджой», но многие не знавшие должны задуматься.
Снежную кашу под ногами вождь-сиделец хочет сделать кашей кровавой, стравливая людей на основе культурной и религиозной. По сути он открыто предлагает взбудоражить уже существующих экстремистов, пополнить их ряды возмущенными простыми мусульманами и вызвать к жизни в стране демона внутреннего раздора. Ну и кто он после этого? За эту провокацию можно бы в иной стране и обратно в тюрьму вернуться, если последствия здраво просчитать.
Ну а если он просто дурень, последствий не просчитывает и не понимает ничего, то какой же он тогда кандидат в президенты и лидер?
Чужой заказ, тайный разврат и воровство при галстуке – мои ассоциации с болотными вождями. Но чужие заказчики умнее наших холуев. Вот американские СМИ, например, отказались перепечатать те карикатуры, за которые свинец пролился в центре Парижа. Знают, шельмы, что нельзя безнаказанно плевать в то, что для кого-то свято. Да и в Афгане дела далеко не к концу идут.
Зато наши «ленинцы», как вечные враги собственного народа, рады стараться подсказывать этому же народу опасные глупости. Закури, мол, на заправке, сунь пальчик в розетку, зайди в мечеть в плавках и так далее.
Русский человек должен быть религиозно грамотен, к людям разных культур уважителен, в суждениях о вере осторожен. Бог нас в мир привел не врагов, а друзей наживать. И уж точно не для того нас Бог в мир привел, чтобы ради заказного и подлого бреда плевать в кашу соседу и творить из него – продавца, таксиста, дворника – потенциального террориста.
У меня нет врагов среди узбеков и таджиков, а Ходорковский хочет, чтобы появились. Значит, сам он – враг мне. И тебе враг. А кому он друг, только Мефистофель знает [#].
Андрей Ткачев, священник, писатель
Три урока трагедии Charlie Hebdo для России
Расстрел редакции парижского сатирического журнала Charlie Hebdo поставил много больных вопросов. Некоторые из них особенно важны для России.
Урок первый
Теракты, подобные парижскому, – во многом попытка столкнуть Европу христианскую с Европой мусульманской, спровоцировать «конфликт цивилизаций». Эта попытка вполне очевидна для самих европейцев. В первые же часы трагедии журналисты сообщили о том, что среди жертв – три человека с мусульманскими именами, сочувствие к убитым и осуждение в адрес террористов высказали исламские общины. Но звучат и прогнозы о том, что правые политики получат на следующих выборах во Франции и по всей Европе более серьезную поддержку.
...Стоит заметить, что именно в этой области – сосуществование христианской и исламской культуры – Россия накопила большой опыт. В нашей стране мусульмане и христиане живут рядом на протяжении многих веков, и наша история уже в силу этого может оказаться поучительной для европейских соседей. Да, формы этого сосуществования создавались не в секуляризованном современном государстве; да, в России большинство мусульман и христиан жили на своих территориях (эта проблема не воспринималась как проблема мигрантов); наконец, некоторые северокавказские республики сегодня вряд ли могут служить хорошим образцом такого сосуществования. И тем не менее рискну утверждать, что уровень взаимной толерантности мусульман и христиан (как и представителей других религий, а также атеистов) в России традиционно высок.
В последние годы политика российской власти или выступления ее отдельных представителей – то поддерживающих продвижение православной церкви в традиционно нерелигиозные сферы, то угрожающих журналистам за опрос о возможности карикатур на пророка – сделали для снижения толерантности, возможно, не меньше, чем рост количества мигрантов в крупных городах и учащение бытовых конфликтов с ними. Но все же здесь тот случай, когда Россия может предложить Европе повнимательнее присмотреться к ее опыту.
Урок второй
Другой вопрос, бурно обсуждающийся после трагедии, – границы свободы слова. В России уже звучат мнения, что предупреждать подобные конфликты нужно если не введением государственной цензуры, то хотя бы насаждением некого аналога американской политкорректности. А вот в США некоторые авторы сделали прямо противоположные выводы. Например, Дэвид Брукс в New York Times предлагает пересмотреть традиционные ограничения свободы слова, причисляемые у нас к этой самой политкорректности: «Кровопролитие в Charlie Hebdo должно стать поводом для отмены кодексов недопустимой речи».
Однако прямо проецировать эти западные дебаты на Россию было бы неправильно: проблемы со свободой слова у нас носят совершенно другой характер. В России слабость системы общественных самоограничений государство традиционно компенсировало внешними законодательными запретами, сдерживая рост гражданской ответственности, цензура была одним из наиболее ярких примеров такого рода. С другой стороны, у нас трудно представить себе карикатуры, подобные тем, что публиковал Charlie Hebdo, не потому, что в России нет ярких и вызывающих карикатуристов, а потому, что тема столкновения религий, как бы ни старались это обосновать некоторые политики, не является нашим болевым нервом. Поэтому призывы защитить религиозную сферу от таких посягательств, которые уже прозвучали в России после парижского теракта, кажутся натужными попытками отвлечь внимание от более болезненных для россиян вопросов.
Урок третий
Впрочем, одна из проблем, актуализированных терактом в редакции парижского журнала, для России даже еще важнее, чем для Европы. Речь идет о соотношении фундаментальных ценностей общества: признается ли в нем высшей ценностью человек либо же есть ценности, которые ставятся выше человеческой жизни (религия, государство, идеология). Признание существования таких «более высоких» ценностей объединяет террористов – религиозных фанатиков с теми, кто взрывает людей ради политических идей, таких в недавнем прошлом Европы было много.
В нашей стране признание человека высшей ценностью до сих пор не укоренилось. Об этом можно судить и по состоянию здравоохранения и образования, которые часто приносятся в жертву другим государственным интересам, и по множеству отзывов на теракт в социальных сетях, где наши сограждане пишут: убитые «сами нарвались». В позапрошлом веке образованная публика в России рукоплескала политическим террористам. В прошлом веке коммунистическая идеология и государственные интересы стояли в России выше ценности жизни отдельного человека. Но и сегодня многие сограждане не понимают, что в этом неправильного. Праведная идея, «правое дело» должны уметь защищаться, ведь так?
Убийство художников за их рисунки, какими бы оскорбительными они ни казались кому‑то, – яркое отражение представлений о существовании таких «более высоких» ценностей. Таких ценностей, за которые можно и даже нужно убивать. К сожалению, в России этим представлениям слишком многие сочувствуют. Именно здесь нужны целенаправленные усилия слоя российских интеллектуалов, в том числе и преемников тех российских интеллигентов, кто на протяжении нескольких поколений воспевал смерть во имя «правильных» идей. О ценности каждого отдельного человека нужно задуматься всему обществу. И в этом главный урок трагедии Charlie Hebdo для России [#].
Иван Курилла, доктор исторических наук, завкафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета
Три дня мучился некоторым несовпадением мыслей с моими либеральными друзьями. Но теперь, когда Шариф и Саид Куаши благополучно застрелены, я позволю сказать несколько слов. Мне кажется, мы не правильно трактуем трагедию в Париже как атаку исламистов на священный европейский принцип свободы слова.
...Я никоим образом не оправдываю убийц, не хочу сказать, что карикатуристы сами нарвались и т.д. Местные верующие так часто оскорбляют мой мозг, что я вовсе не против, если кто-то оскорбляет их чувства. Я о другом хочу сказать. Мне кажется неверным считать журнал "Шарли Эбдо" выражением свободы слова. Если мы делаем это, то оказывается, что свобода слова нужна для того, чтобы производить бессмысленные непристойности.
Если вы видели карикатуры этого издания, то вы понимаете, о чем я – по уровню художественного замысла, глубине мысли и языку они сродни картинкам в публичном сортире, хотя по тематике несколько шире. И все же принцип свободы слова существует не для того, чтобы рассказывать похабные истории о Боге и церкви, государстве и семье, великих и мелких людях.
Я понимаю, какую бурю негодования сейчас вызову, но я даже заострю в полемических целях. Это вообще не имеет отношения к свободе слова. Свобода слова вводится (и ограничивается) просвещенческими трактатами и конституциями начиная с XVIII века. А это более древняя штука. Невозможно понять, как вообще может существовать такой журнал в современной цивилизованной стране, если не знать, что это Франция. Страна Вийона, Рабле, страна готической скульптуры с преотвратительными комическими гадостями ада, и непристойных маргиналий на полях церковных рукописей. Карикатура возникает из средневековой смеховой культуры, и карикатуристы – это вовсе не ораторы и философы. Это шуты, гениальные скабрезники и похабники, произрастающие из карнавальной традиции.
Да, конечно, из-за той роли, которую сыграла французская карикатура в эпоху французской революции, она стала частью дискурса европейской свободы. Но это не значит, что она ею и является. Она явление гораздо более древней свободы – освобождения от оков цивилизованности, раскрепощения животного начала в себе. Возможность показать хрен императору – это вовсе не то же самое, что право разоблачать коррупцию, насилие власти или оспаривать налоги в парламенте. Это возможность сбросить с себя оковы общественных установлений, приличий и авторитетов. Иногда это помогает революциям, поскольку десакрализирует власть, иногда помогает власти, поскольку пройдя через карнавальное осмеяние, она укрепляется – так, по крайней мере полагал Михаил Бахтин. Но существует эта традиция вовсе не для власти, а для освобождения человека от себя самого. В основе этого дела не бичующий смех классической сатиры, а утробный хихик хмельного брюха, пупком заметившего свой хрен.
В силу, если угодно, исторической случайности в европейской католической традиции носителями смеховой культуры оказалась в числе прочих и клирики. Это довольно уникальное явление, из него вышло много чего важного, и, возможно, степень радикализма европейской свободы связана именно с этим обстоятельством. Это -- отдельная тема.
Но. В мусульманской культуре народная смеховая культура не менее развита, чем в Европе – достаточно вспомнить турецкий кукольный театр (кстати, препохабный) или Ходжу Насреддина. Но, насколько мне известно (допускаю, впрочем, что ошибаюсь) традиции низового осмеяния распространяются здесь на султанов, визирей, купцов, мулл – но не на Пророка, праведных халифов и законы шариата. Нет такой традиции, шейхи носителями смеховой культуры не были – не знаю, почему. Кстати, православное христианство тоже не породило традиций смеховой культуры в отношении Бога. Уж до какой степени скабрезен русский лубок, но шутки на тему непорочного зачатия там не приняты.
Ужасный расстрел карикатуристов двумя исламскими фанатиками трактуется как столкновение средневековой дикости с модерновой европейской свободой. Я согласен с тем, что расстрел ужасный, я вчера был у французского посольства и оставил там цветы, я согласен с тем, что расстреляна европейская свобода – но не современная. Вообще-то если глядеть на это дело глазами отстраненного культуролога – это столкновение одного средневековья с другим. Это драма взаимного непонимания двух древних традиций, входящих в сердцевину национально-религиозного, а не модернового сознания. Просто в одной традиции можно и нужно сунуть свой голый зад в глаза Господа, раз уж он обрек тебя смерти, а в другой – нет, совсем нет, нельзя этого делать, ибо нельзя предъявлять свое срамное тело тому, кто дал тебе душу. Смерть – серьезная штука, разные культуры вырабатывают разные стратегии реакции на нее, а уж выработав -- за них держатся.
И с этой точки зрения – уж простите меня -- тут нет злодеев. Тут есть шекспировская драма двух начал, двух героев, каждый из которых идет на смерть за право быть собой. Вы что думаете, два этих безумца не знали, что их ждет после того, чего они наделали? Да они, похоже, специально оставили в машине что-то вроде визитной карточки – так в свое время русские террористы оставались на месте акции после ее совершения, чтобы ответить жизнью за свою кошмарную правду. В их дикие – да, согласен, дикие – понятия входит представление о том, что лучше смерть, чем стерпеть оскорбление Богу. В средневековье это бывает.
И вы хорошо знаете, что несчастные расстрелянные художники прекрасно понимали опасность своего дела. Но на том стояли и не могли иначе.
И в итоге все погибают. Но это не театр, и это не переносимо.
Мне кажется, что возводя эту историю к защите священного принципа свободы слова, мы усугубляем ситуацию. Мы делаем эту войну неотвратимой. Ведь есть различие между левиафаном и шутом. Одно дело, когда ты встаешь на бой с государством, с его основами, с его машиной, конституцией. Когда оказывается, что все это построено, чтобы оскорбить Аллаха. Это серьезное дело, тут можно и жизнью пожертвовать. Другое дело, когда ты пожертвовал жизнью, чтобы убить шута. Это просто глупо. Воин не воюет с шутами, потому что в победе нет чести. Смешно идти с оружием против голой задницы – как бы ни ударил, все равно окажешься в говне.
Ну и про нас. Слушайте, ну нельзя так подставляться. Наш фундаментализм – в виде РПЦ ли, государства, казачества или его чеченского величества – в достаточной степени ненавидит либерализм за то, что составляет его сердцевину – за уважение к личности, за равенство перед законом, за основные свободы, за идею сменяемости власти. Ну и зачем давать ему возможность заявить, что либерализм – это похабень и кощунство? Путин ужасен не тем, что он посадил девчонок Пусси Райт, у него много других заслуг. А тем, что он их посадил, он смешон [#].
Григорий Ревзин, журналист «КоммерсантЪ»
Чужие заказчики умнее наших холуев
Ходорковский в ответ на теракт в Париже призвал все СМИ дружно и сплоченно выйти в свет с карикатурами на Мухаммеда. Решил маслом пожар тушить. Тоже еще стратег и мудрый советчик. По мне, либо это «серьезное слово» несерьезного человека, либо – осознанная провокация от того, кто настолько любит собственный народ, что желает ему залиться кровью.
...Оцените, однако, в свете сказанного вождей либерализма. Оцените их при свете дня и не по материалам Следственного комитета, где ногу сломишь, а по их собственным словам, от которых – по Евангелию – оправдаешься или осудишься.
Современный моллюск если смеется над какой-то религией, то вовсе не потому, что исповедует другую. Никакой религии он не исповедует, идея святости и вечной жизни отсутствует в его сознании, оттого он над всем и смеется.
Ничего святого нет для жителя пластмассового мира, кроме прибавочной стоимости. Даже маму и детей он любит только по инерции и больше на словах, если вообще любит. И смех его не гоголевский – исцеляющий, а бесовский – против святынь да ниже пояса.
Россия – страна, где ислам является одной из традиционных религий. Хотите вы этого или нет, это так. Долг любви и взаимоуважения обязывает россиянина разбираться в исламе хоть чуть-чуть и ни в коем случае не хихикать над ним развратным смехом атеиста.
Поверьте, христиане, вере вашей вдумчивое знакомство с исламом не повредит. Даже обычная пытливость обязывает узнать фундаментальные основы этой соседствующей с нами религии и уважительно относиться к людям, ее исповедующим. Пост им известен, понятие о молитве и милостыне есть у них, Страшного Суда они ждут и на вхождение в вечность надеются. Уже в этом кратком изводе они гораздо ближе и понятнее нам, чем атеисты-сатанисты-пересмешники.
Я всегда говорил, что, не меняя своих религиозных убеждений, мы должны уважать веру соседа-монотеиста. За стеной живет религиозный еврей, строго соблюдающий Шаббат – не включай в субботу музыку громко и не сверли стену дрелью. Уважь религиозный покой соседа. Поверь – Бог тебя за это благословит.
Сосед-мусульманин – в его пост месяца Рамадан не ешь на его глазах, и не жарь барбекю в общем дворике, чтоб запахи всюду неслись. Уважь строгое воздержание человека и не соблазняй его. За это малое найдешь в нем друга, а в день беды – помощника. Иначе поступишь – получишь то, что получают обычно насмешники над чужой верой по причине отсутствия своей.
Это нормальные правила поведения и сосуществования людей, исповедующих разные веры, но проживающих бок о бок на тесных клочках земли.
Так жили столетиями мусульмане и христиане Востока, пока туда не влезли сначала крестоносцы, а затем новейшие колонизаторы. Эти стравливают привычно, играют на противоречиях, раздувают пожары (весь Восток горит оттого, что есть кому дуть). Эти ссорят и разделяют, чтоб властвовать, как Цезарь заповедал.
Если хочешь России беды – ссорь мусульман с русскими и восставляй мусульман против российского государства в целом. Это цезарева практика в отношении покоряемых и сопротивляющихся народов. Псаки такое ляпнет по глупости. Маккейн – осознанно. Но Ходорковский? Что ему Псаки, что ему Цезарь, что ему французская политическая порнография? Он же русский. Или нет?
Кстати, когда при Ельцине по российскому телевидению демонстрировали фильм «Последнее искушение Христа», то мусульмане Москвы вышли в Останкино на демонстрацию протеста против кощунства и стояли рядом с православными. Либералы не вышли. Протестанты тоже. Думайте, господа и братья, о смысле слова «враг», сопоставляйте и анализируйте.
Ходорковский действует, как большевик во время оно. Вообще борцы за светлый и либеральный рай – сплошь чистые большевики, хотя никто не снимает столько дивидендов с коммунистических ужасов, как они. За чужие деньги и под команду на английском они пытаются будоражить народные массы и бить Россию под дых, на взлете. Как Ленин, они желают собственной стране поражения в этой новой мировой, которая развязана не нами.
И вот Ходорковский, вернувшись из своего Шушенского и перебежав по своему тонкому льду свою финскую границу, со своего опять-таки броневичка зовет зачем-то СМИ к карикатуркам.
Да нарисуй ты, мил человек, сам карикатуру на халифа Омара или Хадиджу, да увеличь ее до плаката, да поедь хоть в Казань, хоть в Уфу, хоть в Ингушетию. Походи там по центру и вернись обратно (шутка).
#{author}Что ж ты журналистов-то под нож зовешь? Да позови, кстати, с собой Навального и Каспарова, а мы порадуемся. Порадуемся не о ваших болевых рефлексах, а о том, что зло само себя своею глупостью уничтожает. Но, повторяю, журналистов зачем под нож да под пистолет ради ложных ценностей толкать?
Местный наш пророк либерализма показал, как Гюльчатай, свое личико. Многие и раньше знали, что там под «демократической паранджой», но многие не знавшие должны задуматься.
Снежную кашу под ногами вождь-сиделец хочет сделать кашей кровавой, стравливая людей на основе культурной и религиозной. По сути он открыто предлагает взбудоражить уже существующих экстремистов, пополнить их ряды возмущенными простыми мусульманами и вызвать к жизни в стране демона внутреннего раздора. Ну и кто он после этого? За эту провокацию можно бы в иной стране и обратно в тюрьму вернуться, если последствия здраво просчитать.
Ну а если он просто дурень, последствий не просчитывает и не понимает ничего, то какой же он тогда кандидат в президенты и лидер?
Чужой заказ, тайный разврат и воровство при галстуке – мои ассоциации с болотными вождями. Но чужие заказчики умнее наших холуев. Вот американские СМИ, например, отказались перепечатать те карикатуры, за которые свинец пролился в центре Парижа. Знают, шельмы, что нельзя безнаказанно плевать в то, что для кого-то свято. Да и в Афгане дела далеко не к концу идут.
Зато наши «ленинцы», как вечные враги собственного народа, рады стараться подсказывать этому же народу опасные глупости. Закури, мол, на заправке, сунь пальчик в розетку, зайди в мечеть в плавках и так далее.
Русский человек должен быть религиозно грамотен, к людям разных культур уважителен, в суждениях о вере осторожен. Бог нас в мир привел не врагов, а друзей наживать. И уж точно не для того нас Бог в мир привел, чтобы ради заказного и подлого бреда плевать в кашу соседу и творить из него – продавца, таксиста, дворника – потенциального террориста.
У меня нет врагов среди узбеков и таджиков, а Ходорковский хочет, чтобы появились. Значит, сам он – враг мне. И тебе враг. А кому он друг, только Мефистофель знает [#].
Андрей Ткачев, священник, писатель
Три урока трагедии Charlie Hebdo для России
Расстрел редакции парижского сатирического журнала Charlie Hebdo поставил много больных вопросов. Некоторые из них особенно важны для России.
Урок первый
Теракты, подобные парижскому, – во многом попытка столкнуть Европу христианскую с Европой мусульманской, спровоцировать «конфликт цивилизаций». Эта попытка вполне очевидна для самих европейцев. В первые же часы трагедии журналисты сообщили о том, что среди жертв – три человека с мусульманскими именами, сочувствие к убитым и осуждение в адрес террористов высказали исламские общины. Но звучат и прогнозы о том, что правые политики получат на следующих выборах во Франции и по всей Европе более серьезную поддержку.
...Стоит заметить, что именно в этой области – сосуществование христианской и исламской культуры – Россия накопила большой опыт. В нашей стране мусульмане и христиане живут рядом на протяжении многих веков, и наша история уже в силу этого может оказаться поучительной для европейских соседей. Да, формы этого сосуществования создавались не в секуляризованном современном государстве; да, в России большинство мусульман и христиан жили на своих территориях (эта проблема не воспринималась как проблема мигрантов); наконец, некоторые северокавказские республики сегодня вряд ли могут служить хорошим образцом такого сосуществования. И тем не менее рискну утверждать, что уровень взаимной толерантности мусульман и христиан (как и представителей других религий, а также атеистов) в России традиционно высок.
В последние годы политика российской власти или выступления ее отдельных представителей – то поддерживающих продвижение православной церкви в традиционно нерелигиозные сферы, то угрожающих журналистам за опрос о возможности карикатур на пророка – сделали для снижения толерантности, возможно, не меньше, чем рост количества мигрантов в крупных городах и учащение бытовых конфликтов с ними. Но все же здесь тот случай, когда Россия может предложить Европе повнимательнее присмотреться к ее опыту.
Урок второй
Другой вопрос, бурно обсуждающийся после трагедии, – границы свободы слова. В России уже звучат мнения, что предупреждать подобные конфликты нужно если не введением государственной цензуры, то хотя бы насаждением некого аналога американской политкорректности. А вот в США некоторые авторы сделали прямо противоположные выводы. Например, Дэвид Брукс в New York Times предлагает пересмотреть традиционные ограничения свободы слова, причисляемые у нас к этой самой политкорректности: «Кровопролитие в Charlie Hebdo должно стать поводом для отмены кодексов недопустимой речи».
Однако прямо проецировать эти западные дебаты на Россию было бы неправильно: проблемы со свободой слова у нас носят совершенно другой характер. В России слабость системы общественных самоограничений государство традиционно компенсировало внешними законодательными запретами, сдерживая рост гражданской ответственности, цензура была одним из наиболее ярких примеров такого рода. С другой стороны, у нас трудно представить себе карикатуры, подобные тем, что публиковал Charlie Hebdo, не потому, что в России нет ярких и вызывающих карикатуристов, а потому, что тема столкновения религий, как бы ни старались это обосновать некоторые политики, не является нашим болевым нервом. Поэтому призывы защитить религиозную сферу от таких посягательств, которые уже прозвучали в России после парижского теракта, кажутся натужными попытками отвлечь внимание от более болезненных для россиян вопросов.
Урок третий
Впрочем, одна из проблем, актуализированных терактом в редакции парижского журнала, для России даже еще важнее, чем для Европы. Речь идет о соотношении фундаментальных ценностей общества: признается ли в нем высшей ценностью человек либо же есть ценности, которые ставятся выше человеческой жизни (религия, государство, идеология). Признание существования таких «более высоких» ценностей объединяет террористов – религиозных фанатиков с теми, кто взрывает людей ради политических идей, таких в недавнем прошлом Европы было много.
В нашей стране признание человека высшей ценностью до сих пор не укоренилось. Об этом можно судить и по состоянию здравоохранения и образования, которые часто приносятся в жертву другим государственным интересам, и по множеству отзывов на теракт в социальных сетях, где наши сограждане пишут: убитые «сами нарвались». В позапрошлом веке образованная публика в России рукоплескала политическим террористам. В прошлом веке коммунистическая идеология и государственные интересы стояли в России выше ценности жизни отдельного человека. Но и сегодня многие сограждане не понимают, что в этом неправильного. Праведная идея, «правое дело» должны уметь защищаться, ведь так?
Убийство художников за их рисунки, какими бы оскорбительными они ни казались кому‑то, – яркое отражение представлений о существовании таких «более высоких» ценностей. Таких ценностей, за которые можно и даже нужно убивать. К сожалению, в России этим представлениям слишком многие сочувствуют. Именно здесь нужны целенаправленные усилия слоя российских интеллектуалов, в том числе и преемников тех российских интеллигентов, кто на протяжении нескольких поколений воспевал смерть во имя «правильных» идей. О ценности каждого отдельного человека нужно задуматься всему обществу. И в этом главный урок трагедии Charlie Hebdo для России [#].
Иван Курилла, доктор исторических наук, завкафедрой международных отношений и зарубежного регионоведения Волгоградского государственного университета