Авада Нахуй Блять Кедавра!
Жертва крымской кампании
Политолог Михаил Ремизов — о том, кто победил и кто проиграл в «вежливой войне» 14-го года
История не повторяется. Она просто никуда не уходит — остается в нас, пока мы остаемся самими собой. За десятилетия постсоветского безвременья и позднесоветского склероза у нас было много возможностей потерять себя. Но сейчас видно, что этого не произошло: мы внутри русской истории.
...Поистине жалкий удел — претерпевать чужую судьбу. Кстати, не потому ли так мечутся те, кого мы из вежливости называем «либералами»? Они чувствуют себя пассажирами самолета, сменившего маршрут по неизвестной причине (пилот «сошел с ума» или в кабине угонщики?). Но на самом деле это не мы сменили маршрут, а вы перепутали рейс. Всё, что нам предстоит после возвращения Крыма, — это наша судьба, наша свобода быть собой. И это хорошая новость.
Плохая новость заключается в том, что нас настиг фатум «крымской войны» — ролевая игра «все против России», в которой мы оказываемся столь же внезапно и неожиданно для себя, как и в середине позапрошлого века.
Остается выяснить, как это могло случиться и как с этим быть.
Всё, что делает Москва с момента начала операции «Остров Крым» (то есть условно с момента появления в Верховном совете республики «вежливых вооруженных людей»), она делает в целом правильно и местами даже блестяще.
Но сам факт того, что мы вынуждены на это идти, — следствие провала целого направления российской внешней политики на протяжении минувших 20 с лишним лет. Я имею в виду принятую с самого начала 1990-х линию на нерушимость украинских границ при полной неспособности проводить комплексную политику влияния на территории «нерушимого» соседа. К этому можно добавить неприязненное безразличие к вопросам прав и интересов русского населения на сопредельных территориях, номенклатурно-олигархическую модель внешней политики (взаимопонимание на уровне первых лиц и крупного бизнеса при игнорировании общественных настроений), провальные стратегии в информационном пространстве. Всё это много раз сказано и описано. Но сегодня это должно быть поводом уже не для обличительной риторики, а для организационных выводов в отношении МИДа, Россотрудничества и других смежных структур.
На фоне их хронического бессилия в украинских делах уверенность майдана в том, что за каждым углом — «москали» с далеко идущими коварными планами и внедренными агентами, выглядела просто комично. До тех пор, пока москали и в самом деле как-то вдруг не появились из-за угла…
Конечно, мы виноваты. За минувшие 20 лет мы совсем забыли о тебе, Украина. Когда майдан начинался и набирал обороты, никакой России в украинской игре не было. Но сильные чувства волей-неволей вызывают отклик. Майдан накликал Россию. Спасибо!
***
Не спорю, просыпаться бывает тяжело. Очнувшись и выйдя на сцену посреди чужой революции, Москва обнаружила себя в ситуации, где комфортных решений уже не было.
На днях один подававший надежды общественный лидер предложил свой план разрешения крымского кризиса: «Расширение автономии Крыма; гарантии использования русского языка для всех, кто хочет на нем говорить; гарантии не вхождения Украины в НАТО; гарантии бессрочного и бесплатного пребывания в Крыму Черноморского флота РФ; амнистия для участников той странноватой власти, которая сейчас в Крыму, и гарантии от уголовного преследования».
Всё так просто — жаль, что мы раньше не догадались. Есть лишь несколько досадных деталей.
Такие вопросы, как широкая автономия Крыма с государственным статусом русского языка (кстати, «гарантированное использование» — это ни о чем, на практике оно означает лишь использование в быту, чем и предлагают ограничиться «украинизаторы»), гарантированным базированием Черноморского флота, гарантированным военным нейтралитетом самой Украины и т.д. Киев и стоящая за ним часть «международного сообщества» были абсолютно не готовы обсуждать всерьез ровно до того момента, пока Крым уже де-факто не «самоопределился вплоть до отделения». Но после того, как это произошло, процесс приобрел такую же необратимость, как революционный майдан. «Родить нацию» обратно не получается.
Да и кто может поручиться, что гарантии Крыму стоили бы больше, чем гарантии Януковичу, а гипотетическое обещание НАТО о неприсоединении Украины — больше, чем аналогичное обещание в отношении бывших членов Варшавского договора? Переведя процесс под эгиду международных посредников, Россия утратила бы силовой рычаг, а Крымская автономия повторила бы ликвидационный опыт 1990-х годов, только куда быстрее и с качественно большим масштабом репрессий и ожесточения.
В конце концов, замечательный лозунг победившей киевской революции «обещать всё — а потом вешать», остается неточен только в одном. «Федералистам», «автономистам», «сепаратистам» Юго-Востока в Киеве никто ничего хорошего и не обещал. Когда русские заявили о своих правах в Крыму, «украинские патриоты» не скрывали желания сразу перейти ко второму пункту. И несомненно перешли бы довольно быстро. Не хочу преувеличивать. Возможно, дело ограничилось бы наказанием «зачинщиков», обошлось бы без массовых расправ и большой крови, просто немного унижения. Да что там. Встать на колени совсем не больно.
Вопрос — как мы должны были смотреть из Москвы на подавление «русской весны» в Севастополе?
Сделать несколько негодующих заявлений, сослаться на международные принципы? Утопить позор в Урганте и Петросяне? Продолжать гордиться Олимпиадой в Сочи? Начать подготовку к чемпионату-2018, предвкушая новые праздники патриотизма?
Ведь это и был инерционный сценарий! Мало кто ждал и требовал иного. Это немного низко? Да, но зато как сладостно после этого было бы презирать Путина. Уверен, нынешние обличители «аншлюсов» и «аннексий» не упустили бы такой возможности. Все любимые аргументы — о миллиардах, выведенных на Запад, о врожденной трусости клептократии, о трагедии «маленького человека» на троне заиграли бы новыми красками. Впрочем, дело не в Путине. Как было бы сладостно после этого презирать… русских. Не обижайтесь теперь. Сейчас — наша очередь презирать.
И не надо пугать нас последствиями, рассказывать, что мы заплатим завышенную цену за обветшалый курорт. Это не сделка, а этический выбор. Единственно возможный, если мы видим себя нацией. В конце концов, всегда легче платить свою цену, когда понимаешь, что не мог поступить иначе.
***
Возвращаясь к началу разговора, это и есть фатум. Сделанный этический выбор запускает цепочку необратимых последствий: сначала вы решаетесь защитить Севастополь, но потом выясняется, что здесь нельзя создать прочной конструкции, не присоединив весь Крым. Важный вопрос — де-юре или только де-факто? Здесь тоже выбора фактически уже нет. Население Крыма проводит референдум о присоединении к России, а не к серой зоне непризнанных государств. Сделав вид, что мы этого не заметили, мы не приобретем расположение наших оппонентов, но запустим лавинообразный процесс обманутых ожиданий в регионе, от успешной интеграции которого теперь зависит репутация всей страны.
До какого предела зайдет эта цепочка необратимых последствий, этот фатум крымской войны?
Войны как таковой, очевидно, не будет. Вероятно, не будет даже холодной войны. Но мир будет достаточно горячим, чтобы многие почувствовали это на себе. И дело не только в системных, в том числе неформальных санкциях со стороны Запада. Дело в том, что РФ практически с момента своего возникновения выступала с позиций своего рода пуризма в международно-политических делах, приверженности букве международного права. Что само по себе было фактом не всегда уместным (учитывая, какой рыхлой и самопротиворечивой конструкцией это право является), но более чем привычным. Сейчас сохранять это амплуа в прежнем виде абсолютно невозможно. Россия теперь — государство-ревизионист. Если вдруг она даст слабину, то будет неудачливым ревизионистом. Что намного хуже.
Поэтому выйти из сложного положения путем уступок невозможно. Наш единственный шанс — не уступки, а успехи.
Москва оказалась, по сути, вынуждена бросить вызов пресловутому «новому мировому порядку» (НМП), смысл которого — в безусловной монополии США и их союзников на инструментарий силовой политики в международных отношениях, трактовку международного права, легитимацию / делегитимацию государств и режимов. Вызов — не с позиций альтернативного глобального центра силы (мы уже давно не сверхдержава), а с позиций страны, которая претендует на субъектность в пределах собственного исторического ареала. Но и этого вполне достаточно для того, чтобы вызов был принят. Безусловно, заявка Москвы на неподотчетность НМП с интересом воспринята в самых разных уголках земного шара, не исключая и его западную часть. В случае если она будет подкреплена чем-то серьезным (комплексной стратегией силы), это может стать основой для новой роли России в по-настоящему многополярном мире. Но если нет — «бунт на корабле» будет подавлен.
***
Одна из фигур официальной риторики гласит: «Если мы не будем сильными, нас как страны не будет вовсе». Забавно, но иногда риторика материализуется самым неожиданным образом. Сегодня это уже не пафос, а медицинский факт. И не повод выдать власти очередной карт-бланш на всё что угодно, а повод заново поставить перед ней череду неприятных старых вопросов. Например:
— Если государство снова волей-неволей выдвигается на роль субъекта форсированного развития, можем ли мы позволить себе столь низкое качество государственных институтов (и дело не только в пресловутой коррупции, а в низкой результативности государственного управления, планирования, регулирования)?
— Если Запад всерьез думает об «экономическом кнуте» для «бунтовщика», не пора ли наконец переориентировать суверенные фонды на внутренние инвестиции, заняться созданием суверенной финансовой и валютной системы, отвоеванием внутреннего рынка?
— Если ситуация объективно требует широкого импортозамещения, можем ли мы на это пойти, не обеспечив раскрепощение частной инициативы внутри страны, защищенность прав собственности и внутреннюю конкуренцию, в том числе в сфере наукоемкой промышленности?
— Если Украину довела до ручки ее олигархия, так ли мы далеко ушли от опыта соседа в смысле социальной и национальной ответственности хозяйствующих кланов?
— Если мы защищаем законные интересы русских на Украине, может, попробуем заодно защитить их где-нибудь на Ставрополье или в Сургуте?
Таких вопросов слишком много, и я их привожу не потому, что «накипело». А потому что уверен — они в целом решаемы.
В XIX веке на шок крымской войны Россия ответила модернизационным проектом Александра II. Не во всем удачным, но не бесплодным. Это хорошее напоминание о том, что внутренняя реакция власти на внешние вызовы должна состоять не в пресловутом «закручивании гаек», а в довольно масштабной смене вех.
Мне не преминут напомнить, что эта смена вех стала возможной благодаря смене власти в Зимнем дворце. Всё верно. Но всё дело именно в том, чтобы смена лиц во власти ни на минуту не ставила под вопрос ее государственную лояльность.
Мы можем быть в этом уверены на фоне того, с какой стороны раскрылась в эти дни крымского кризиса наша протестная богема?
Здесь снова впору говорить о парадоксальном эффекте материализации пропаганды. Вспомните, как вульгарно выглядели штампы о «пятой колонне» в исполнении телеагитаторов. Но сегодня «лица протеста» — сплошь живые карикатуры на самих себя, сошедшие с полотен «кремлевского агитпропа», чтобы выдвинуть эксклюзивный план почетной капитуляции или авторские дополнения к пакету международных санкций.
Увы, есть вещи куда неприятнее санкций. Например — потеря надежды на национально ответственную оппозицию. Пожалуй, на сегодня это главная жертва крымской кампании [#].
Политолог Михаил Ремизов — о том, кто победил и кто проиграл в «вежливой войне» 14-го года
История не повторяется. Она просто никуда не уходит — остается в нас, пока мы остаемся самими собой. За десятилетия постсоветского безвременья и позднесоветского склероза у нас было много возможностей потерять себя. Но сейчас видно, что этого не произошло: мы внутри русской истории.
...Поистине жалкий удел — претерпевать чужую судьбу. Кстати, не потому ли так мечутся те, кого мы из вежливости называем «либералами»? Они чувствуют себя пассажирами самолета, сменившего маршрут по неизвестной причине (пилот «сошел с ума» или в кабине угонщики?). Но на самом деле это не мы сменили маршрут, а вы перепутали рейс. Всё, что нам предстоит после возвращения Крыма, — это наша судьба, наша свобода быть собой. И это хорошая новость.
Плохая новость заключается в том, что нас настиг фатум «крымской войны» — ролевая игра «все против России», в которой мы оказываемся столь же внезапно и неожиданно для себя, как и в середине позапрошлого века.
Остается выяснить, как это могло случиться и как с этим быть.
Всё, что делает Москва с момента начала операции «Остров Крым» (то есть условно с момента появления в Верховном совете республики «вежливых вооруженных людей»), она делает в целом правильно и местами даже блестяще.
Но сам факт того, что мы вынуждены на это идти, — следствие провала целого направления российской внешней политики на протяжении минувших 20 с лишним лет. Я имею в виду принятую с самого начала 1990-х линию на нерушимость украинских границ при полной неспособности проводить комплексную политику влияния на территории «нерушимого» соседа. К этому можно добавить неприязненное безразличие к вопросам прав и интересов русского населения на сопредельных территориях, номенклатурно-олигархическую модель внешней политики (взаимопонимание на уровне первых лиц и крупного бизнеса при игнорировании общественных настроений), провальные стратегии в информационном пространстве. Всё это много раз сказано и описано. Но сегодня это должно быть поводом уже не для обличительной риторики, а для организационных выводов в отношении МИДа, Россотрудничества и других смежных структур.
На фоне их хронического бессилия в украинских делах уверенность майдана в том, что за каждым углом — «москали» с далеко идущими коварными планами и внедренными агентами, выглядела просто комично. До тех пор, пока москали и в самом деле как-то вдруг не появились из-за угла…
Конечно, мы виноваты. За минувшие 20 лет мы совсем забыли о тебе, Украина. Когда майдан начинался и набирал обороты, никакой России в украинской игре не было. Но сильные чувства волей-неволей вызывают отклик. Майдан накликал Россию. Спасибо!
***
Не спорю, просыпаться бывает тяжело. Очнувшись и выйдя на сцену посреди чужой революции, Москва обнаружила себя в ситуации, где комфортных решений уже не было.
На днях один подававший надежды общественный лидер предложил свой план разрешения крымского кризиса: «Расширение автономии Крыма; гарантии использования русского языка для всех, кто хочет на нем говорить; гарантии не вхождения Украины в НАТО; гарантии бессрочного и бесплатного пребывания в Крыму Черноморского флота РФ; амнистия для участников той странноватой власти, которая сейчас в Крыму, и гарантии от уголовного преследования».
Всё так просто — жаль, что мы раньше не догадались. Есть лишь несколько досадных деталей.
Такие вопросы, как широкая автономия Крыма с государственным статусом русского языка (кстати, «гарантированное использование» — это ни о чем, на практике оно означает лишь использование в быту, чем и предлагают ограничиться «украинизаторы»), гарантированным базированием Черноморского флота, гарантированным военным нейтралитетом самой Украины и т.д. Киев и стоящая за ним часть «международного сообщества» были абсолютно не готовы обсуждать всерьез ровно до того момента, пока Крым уже де-факто не «самоопределился вплоть до отделения». Но после того, как это произошло, процесс приобрел такую же необратимость, как революционный майдан. «Родить нацию» обратно не получается.
Да и кто может поручиться, что гарантии Крыму стоили бы больше, чем гарантии Януковичу, а гипотетическое обещание НАТО о неприсоединении Украины — больше, чем аналогичное обещание в отношении бывших членов Варшавского договора? Переведя процесс под эгиду международных посредников, Россия утратила бы силовой рычаг, а Крымская автономия повторила бы ликвидационный опыт 1990-х годов, только куда быстрее и с качественно большим масштабом репрессий и ожесточения.
В конце концов, замечательный лозунг победившей киевской революции «обещать всё — а потом вешать», остается неточен только в одном. «Федералистам», «автономистам», «сепаратистам» Юго-Востока в Киеве никто ничего хорошего и не обещал. Когда русские заявили о своих правах в Крыму, «украинские патриоты» не скрывали желания сразу перейти ко второму пункту. И несомненно перешли бы довольно быстро. Не хочу преувеличивать. Возможно, дело ограничилось бы наказанием «зачинщиков», обошлось бы без массовых расправ и большой крови, просто немного унижения. Да что там. Встать на колени совсем не больно.
Вопрос — как мы должны были смотреть из Москвы на подавление «русской весны» в Севастополе?
Сделать несколько негодующих заявлений, сослаться на международные принципы? Утопить позор в Урганте и Петросяне? Продолжать гордиться Олимпиадой в Сочи? Начать подготовку к чемпионату-2018, предвкушая новые праздники патриотизма?
Ведь это и был инерционный сценарий! Мало кто ждал и требовал иного. Это немного низко? Да, но зато как сладостно после этого было бы презирать Путина. Уверен, нынешние обличители «аншлюсов» и «аннексий» не упустили бы такой возможности. Все любимые аргументы — о миллиардах, выведенных на Запад, о врожденной трусости клептократии, о трагедии «маленького человека» на троне заиграли бы новыми красками. Впрочем, дело не в Путине. Как было бы сладостно после этого презирать… русских. Не обижайтесь теперь. Сейчас — наша очередь презирать.
И не надо пугать нас последствиями, рассказывать, что мы заплатим завышенную цену за обветшалый курорт. Это не сделка, а этический выбор. Единственно возможный, если мы видим себя нацией. В конце концов, всегда легче платить свою цену, когда понимаешь, что не мог поступить иначе.
***
Возвращаясь к началу разговора, это и есть фатум. Сделанный этический выбор запускает цепочку необратимых последствий: сначала вы решаетесь защитить Севастополь, но потом выясняется, что здесь нельзя создать прочной конструкции, не присоединив весь Крым. Важный вопрос — де-юре или только де-факто? Здесь тоже выбора фактически уже нет. Население Крыма проводит референдум о присоединении к России, а не к серой зоне непризнанных государств. Сделав вид, что мы этого не заметили, мы не приобретем расположение наших оппонентов, но запустим лавинообразный процесс обманутых ожиданий в регионе, от успешной интеграции которого теперь зависит репутация всей страны.
До какого предела зайдет эта цепочка необратимых последствий, этот фатум крымской войны?
Войны как таковой, очевидно, не будет. Вероятно, не будет даже холодной войны. Но мир будет достаточно горячим, чтобы многие почувствовали это на себе. И дело не только в системных, в том числе неформальных санкциях со стороны Запада. Дело в том, что РФ практически с момента своего возникновения выступала с позиций своего рода пуризма в международно-политических делах, приверженности букве международного права. Что само по себе было фактом не всегда уместным (учитывая, какой рыхлой и самопротиворечивой конструкцией это право является), но более чем привычным. Сейчас сохранять это амплуа в прежнем виде абсолютно невозможно. Россия теперь — государство-ревизионист. Если вдруг она даст слабину, то будет неудачливым ревизионистом. Что намного хуже.
Поэтому выйти из сложного положения путем уступок невозможно. Наш единственный шанс — не уступки, а успехи.
Москва оказалась, по сути, вынуждена бросить вызов пресловутому «новому мировому порядку» (НМП), смысл которого — в безусловной монополии США и их союзников на инструментарий силовой политики в международных отношениях, трактовку международного права, легитимацию / делегитимацию государств и режимов. Вызов — не с позиций альтернативного глобального центра силы (мы уже давно не сверхдержава), а с позиций страны, которая претендует на субъектность в пределах собственного исторического ареала. Но и этого вполне достаточно для того, чтобы вызов был принят. Безусловно, заявка Москвы на неподотчетность НМП с интересом воспринята в самых разных уголках земного шара, не исключая и его западную часть. В случае если она будет подкреплена чем-то серьезным (комплексной стратегией силы), это может стать основой для новой роли России в по-настоящему многополярном мире. Но если нет — «бунт на корабле» будет подавлен.
***
Одна из фигур официальной риторики гласит: «Если мы не будем сильными, нас как страны не будет вовсе». Забавно, но иногда риторика материализуется самым неожиданным образом. Сегодня это уже не пафос, а медицинский факт. И не повод выдать власти очередной карт-бланш на всё что угодно, а повод заново поставить перед ней череду неприятных старых вопросов. Например:
— Если государство снова волей-неволей выдвигается на роль субъекта форсированного развития, можем ли мы позволить себе столь низкое качество государственных институтов (и дело не только в пресловутой коррупции, а в низкой результативности государственного управления, планирования, регулирования)?
— Если Запад всерьез думает об «экономическом кнуте» для «бунтовщика», не пора ли наконец переориентировать суверенные фонды на внутренние инвестиции, заняться созданием суверенной финансовой и валютной системы, отвоеванием внутреннего рынка?
— Если ситуация объективно требует широкого импортозамещения, можем ли мы на это пойти, не обеспечив раскрепощение частной инициативы внутри страны, защищенность прав собственности и внутреннюю конкуренцию, в том числе в сфере наукоемкой промышленности?
— Если Украину довела до ручки ее олигархия, так ли мы далеко ушли от опыта соседа в смысле социальной и национальной ответственности хозяйствующих кланов?
— Если мы защищаем законные интересы русских на Украине, может, попробуем заодно защитить их где-нибудь на Ставрополье или в Сургуте?
Таких вопросов слишком много, и я их привожу не потому, что «накипело». А потому что уверен — они в целом решаемы.
В XIX веке на шок крымской войны Россия ответила модернизационным проектом Александра II. Не во всем удачным, но не бесплодным. Это хорошее напоминание о том, что внутренняя реакция власти на внешние вызовы должна состоять не в пресловутом «закручивании гаек», а в довольно масштабной смене вех.
Мне не преминут напомнить, что эта смена вех стала возможной благодаря смене власти в Зимнем дворце. Всё верно. Но всё дело именно в том, чтобы смена лиц во власти ни на минуту не ставила под вопрос ее государственную лояльность.
Мы можем быть в этом уверены на фоне того, с какой стороны раскрылась в эти дни крымского кризиса наша протестная богема?
Здесь снова впору говорить о парадоксальном эффекте материализации пропаганды. Вспомните, как вульгарно выглядели штампы о «пятой колонне» в исполнении телеагитаторов. Но сегодня «лица протеста» — сплошь живые карикатуры на самих себя, сошедшие с полотен «кремлевского агитпропа», чтобы выдвинуть эксклюзивный план почетной капитуляции или авторские дополнения к пакету международных санкций.
Увы, есть вещи куда неприятнее санкций. Например — потеря надежды на национально ответственную оппозицию. Пожалуй, на сегодня это главная жертва крымской кампании [#].
-
-
16.03.2014 в 13:28Как грится - Не было бы счастья да несчастье помогло.
-
-
16.03.2014 в 17:34