Пишет Джейк Чемберз:
Нет, я всё-таки поясню.
Разумеется, людей впечатлил вовсе не сам факт теракта в Париже. Тем более, что за последние полгода мы видели сотни разможженых артиллерией детских трупов, женщин без ног, раскуроченных в хлам молодых солдат и сожженных заживо политических активистов. А тут подумаешь, карикатуристы какие-то французские.
Можно, конечно посмотреть какие-нибудь эфиры Евроньюс, преисполненные трагического пафоса, и проникнуться произошедшим, но это будет сочувствием того рода, какое испытывают к героям художественного фильма. Оно пропадает вместе с выключением телевизора.
Дело не в этом.
Дело в том, что в словосочетании "оскорбление чувств верующих" ключевое слово не "чувства" и не "верующие", а "оскорбление". 80% работ этих карикатуристов не являлось никакой политической сатирой, это просто было откровенным и слабомотивированным издевательством над людьми, и не только над мусульманами. Типа "жри, мразь, и не смей вякать на свободных художников".
И именно свободу безнаказанных оскорблений интернет-общественность часто понимает как свободу слова: сидеть Тёмой Лебедевым и крыть всех последними словами. А если прижмут — юлить, как слизняк: "Ой, вы не так поняли, а я имею право, а отправляйтесь в суд, а у меня тут личный блог и оценочные суждения, а я не это имел в виду".
Эта, а не какая-то другая, фундаментальная свобода, пошатнулась вчера в Париже, и именно это так "потрясло" всех и во Франции, и в России. Типа, сидишь ты такой за компом, траллишь чурок. Или укропов. Или колорадов. Рассказываешь, что это мразь и полулюди, достойные быть лишь пылью под твоими ногами. Что матери родили их, спарившись с верблюдом. У полулюдей "бомбят пуканы", всё идёт по плану. И вдруг полулюди, оказывается, могут расстроиться, прийти и самого тебя в пыль превратить и разбомбить. Да, без суда. Да, теми методами, которые им доступны. Да, жестоко и бесчеловечно. Но тем не менее — выходит, слово имеет вес, а оскорбление может быть реально наказуемо.
То есть, оказывается, необходимость следить за базаром никуда не исчезла, и даже наличие пресс-карты и социальный статус "художника" не освобождает от неё, а наоборот, накладывает ответственность повышенную. Коллизия парижского теракта не в столкновении варваров с цивилизованными людьми, а в том, что у последних исчезла иллюзия вседозволенности. Типа как украинцы думали, что вату с Донбасса можно свободно унижать и оскорблять, они всё равно ничего не сделают, а вата в ответ за оружие взялась: "Нет, нельзя!"
Вот все и всполошились, а вовсе не из-за "нападок на свободу слова во Франции". Какая уж свобода слова в обществе, где даже не за отрицание, а за вполне научное исследование исторических событий типа холокоста или геноцида армян, и выводы из этих исследований, противоречащие официальным данным, можно загреметь в тюрьму.
Андрей Никитин
Разумеется, людей впечатлил вовсе не сам факт теракта в Париже. Тем более, что за последние полгода мы видели сотни разможженых артиллерией детских трупов, женщин без ног, раскуроченных в хлам молодых солдат и сожженных заживо политических активистов. А тут подумаешь, карикатуристы какие-то французские.
Можно, конечно посмотреть какие-нибудь эфиры Евроньюс, преисполненные трагического пафоса, и проникнуться произошедшим, но это будет сочувствием того рода, какое испытывают к героям художественного фильма. Оно пропадает вместе с выключением телевизора.
Дело не в этом.
Дело в том, что в словосочетании "оскорбление чувств верующих" ключевое слово не "чувства" и не "верующие", а "оскорбление". 80% работ этих карикатуристов не являлось никакой политической сатирой, это просто было откровенным и слабомотивированным издевательством над людьми, и не только над мусульманами. Типа "жри, мразь, и не смей вякать на свободных художников".
И именно свободу безнаказанных оскорблений интернет-общественность часто понимает как свободу слова: сидеть Тёмой Лебедевым и крыть всех последними словами. А если прижмут — юлить, как слизняк: "Ой, вы не так поняли, а я имею право, а отправляйтесь в суд, а у меня тут личный блог и оценочные суждения, а я не это имел в виду".
Эта, а не какая-то другая, фундаментальная свобода, пошатнулась вчера в Париже, и именно это так "потрясло" всех и во Франции, и в России. Типа, сидишь ты такой за компом, траллишь чурок. Или укропов. Или колорадов. Рассказываешь, что это мразь и полулюди, достойные быть лишь пылью под твоими ногами. Что матери родили их, спарившись с верблюдом. У полулюдей "бомбят пуканы", всё идёт по плану. И вдруг полулюди, оказывается, могут расстроиться, прийти и самого тебя в пыль превратить и разбомбить. Да, без суда. Да, теми методами, которые им доступны. Да, жестоко и бесчеловечно. Но тем не менее — выходит, слово имеет вес, а оскорбление может быть реально наказуемо.
То есть, оказывается, необходимость следить за базаром никуда не исчезла, и даже наличие пресс-карты и социальный статус "художника" не освобождает от неё, а наоборот, накладывает ответственность повышенную. Коллизия парижского теракта не в столкновении варваров с цивилизованными людьми, а в том, что у последних исчезла иллюзия вседозволенности. Типа как украинцы думали, что вату с Донбасса можно свободно унижать и оскорблять, они всё равно ничего не сделают, а вата в ответ за оружие взялась: "Нет, нельзя!"
Вот все и всполошились, а вовсе не из-за "нападок на свободу слова во Франции". Какая уж свобода слова в обществе, где даже не за отрицание, а за вполне научное исследование исторических событий типа холокоста или геноцида армян, и выводы из этих исследований, противоречащие официальным данным, можно загреметь в тюрьму.
Андрей Никитин
URL записи
Пишет Джейк Чемберз:
На самом деле парижское убийство, конечно же, чудовищно, и явно политически мотивировано (то есть, неслучайно произошло именно сейчас) но дело не в этом.
Я думаю, что свобода слова требуется для беспрепятственной дискуссии по любым вопросам от политики и науки до футбола и кулинарии. Я думаю, она нужна для того, чтобы журналисты имели полное право публиковать любые факты, которые им известны, а люди спокойно могли выражать собственную точку зрения любой степени жёсткости и непопулярности. Свобода слова вполне возможна и в форме политической карикатуры, но политическая кариатура должна высмеивать нечто реально существующее. Простое изображение кого-либо в неприглядном и отвратительном виде — это не карикатура и не сатира, а просто оскорбление, глумление, унижение и прочие подобные вещи.
Разумеется, есть некоторые тонкости и допущения, можно играть на грани фола, часто важен контекст острого высказывания, выражение неприязни не является оскорблением и всё такое. Но я посмотрел, что рисовали в этом французском издании на тему ислама — в 80% случаев это "Аллах пидарас", и всё. В принципе почему бы и нет, но надо понимать, что оскорблённый человек останется недоволен и захочет отомстить. Я не оправдываю террор и убийства, тем более что он коснулся вообще ни в чём не повинных людей типа случайного полицейского. Но если Вы зайдёте в паб, где собираются фанаты Спартака, и назовёте их ослиными залупами — ваш разбитый фейс будет не нападками на свободу слова, но логичным продолжением начатого конфликта.
Эту грань многим людям, тем более "свободным журналистам", следовало бы помнить — свобода предполагает ответственность, всякое мнение нуждается в сколько-нибудь стройной аргументации, и всегда нужно учитывать интересы оппонента. Более того — именно такой подход защищает от беспредела, при котором прав тот, у кого автомат. Потому что когда аргументов нет и интересы другой стороны игнорируются — тогда "спор в Кейптауне решает браунинг". А браунинги — они вовсе не у субтильных ультралевых карикатуристов, а всё больше у простых пацанов из гетто.
И не надо мне рассказывать, что если Вы называете человека, скажем, сраным, это просто "личное мнение", и если кому-то что-то не нравится — пусть обращается в суд. Если бы общечеловеческие конфликты постоянно решались в судах — вся жизнь людей была бы сплошным судебным заседанием. Но люди склонны решать проблемы самостоятельно. На доступном для них уровне.
Я думаю, что свобода слова требуется для беспрепятственной дискуссии по любым вопросам от политики и науки до футбола и кулинарии. Я думаю, она нужна для того, чтобы журналисты имели полное право публиковать любые факты, которые им известны, а люди спокойно могли выражать собственную точку зрения любой степени жёсткости и непопулярности. Свобода слова вполне возможна и в форме политической карикатуры, но политическая кариатура должна высмеивать нечто реально существующее. Простое изображение кого-либо в неприглядном и отвратительном виде — это не карикатура и не сатира, а просто оскорбление, глумление, унижение и прочие подобные вещи.
Разумеется, есть некоторые тонкости и допущения, можно играть на грани фола, часто важен контекст острого высказывания, выражение неприязни не является оскорблением и всё такое. Но я посмотрел, что рисовали в этом французском издании на тему ислама — в 80% случаев это "Аллах пидарас", и всё. В принципе почему бы и нет, но надо понимать, что оскорблённый человек останется недоволен и захочет отомстить. Я не оправдываю террор и убийства, тем более что он коснулся вообще ни в чём не повинных людей типа случайного полицейского. Но если Вы зайдёте в паб, где собираются фанаты Спартака, и назовёте их ослиными залупами — ваш разбитый фейс будет не нападками на свободу слова, но логичным продолжением начатого конфликта.
Эту грань многим людям, тем более "свободным журналистам", следовало бы помнить — свобода предполагает ответственность, всякое мнение нуждается в сколько-нибудь стройной аргументации, и всегда нужно учитывать интересы оппонента. Более того — именно такой подход защищает от беспредела, при котором прав тот, у кого автомат. Потому что когда аргументов нет и интересы другой стороны игнорируются — тогда "спор в Кейптауне решает браунинг". А браунинги — они вовсе не у субтильных ультралевых карикатуристов, а всё больше у простых пацанов из гетто.
И не надо мне рассказывать, что если Вы называете человека, скажем, сраным, это просто "личное мнение", и если кому-то что-то не нравится — пусть обращается в суд. Если бы общечеловеческие конфликты постоянно решались в судах — вся жизнь людей была бы сплошным судебным заседанием. Но люди склонны решать проблемы самостоятельно. На доступном для них уровне.
URL комментария