А теперь объясняю, к чему был мой вопрос о душах у животных.
В Средние века в Европе были довольно распространены процессы против животных. В Новое время их количество сильно снизилось, но кое-где они в весьма упрощенном виде имели место аж до начала ХХ века (Черногория, Хорватия). Но интересно не это. Интересно, что нередко гражданские (а были еще и уголовные) процессы против животных велись «духовными судьями, епископальной курией или ее делегатами». И самым страшным наказанием по таким делам считались экскоммуникация, анафема и маледикция (отлучение от церкви, изгнание, проклятие) – «самый суровый меч, имеющийся в руках церкви для наказания преступников». То есть, животных не только поднимали до уровня человека через признание их равной стороной в судебном процессе и самое скрупулезное соблюдение в отношении них всех юридических формальностей, но и, получается, признавали за ними наличие души. В противном случае, Церкви, основная функция которой, – попечение о душе, не было смысла ни вступать в эти дела, ни, тем более, грозить отлучением тому, у кого души не имеется.
Вопрос принадлежности к Церкви – отдельная тема. По всей видимости, за прошедшие века понимание его кардинально изменилось – если сегодня членом Церкви считается только тот, кто, как минимум, был в ней крещен (а то и только тот, кто тщательно соблюдает религиозные ритуалы, в частности, регулярно подходит к причастию), то в Средневековье, похоже, принадлежащим к Церкви считался вообще всякий, если он не был специальным образом от нее отлучен.
Процессы против животных впервые встречаются в XIII столетии.«Процессы против животных впервые встречаются в XIII столетии. По всей вероятности, они имели место и раньше, но в архивах не сохранилось достаточно ясных следов о них. Наибольшего развития эти процессы достигли между XV и XVII столетиями, но продолжались еще в XVIII и XIX стол., а некоторые следы их замечаются даже и в наше время.
Сущность этих процессов заключается в том, что животные рассматриваются, как вполне сознательные существа, сознающие то, что они делают, и обязанные поэтому ответствовать, подобно людям, на основании общих законов, за всякое совершенное ими преступление и за всякий причиненный ими имущественный вред. Процессы были уголовные и гражданские, последних гораздо больше, чем первых. Те и другие поражают своею абсурдностью и наивностью. Тут как бы в действительности происходят действия из басен Крылова. Животные не говорят, но люди за них говорят, давая за них ответы, представляя объяснения и резоны, делая возражения на предъявленные к ним обвинения и иски – как поверенные настоящих ответчиков. Животные-подсудимые привлекаются к уголовной ответственности, над ними проводится формальное следствие, они подвергаются допросу, их обвиняет прокурор и защищает защитник, они судятся и осуждаются на основании законов. Иски к животным-ответчикам вчиняются по правилам гражданского судопроизводства; они предваряются повесткой, им предоставляется право покончить дело миром раньше возбуждения тяжбы, с ними входят в компромиссы, делают им предложения, вызывают на уступки – словом, точь-в-точь как при всякой тяжбе между сторонами гражданского процесса.
При всей абсурдности этих процессов, есть нечто трогательное в этом третировании животных, как равных, в этом признании за животными, как за божьими созданиями, права действовать на земле и отвечать за свои действия. Они живут среди людей не вне закона, их не наказывают по произволу и капризу, а предоставляют правосудию взыскивать с них, на основании законов и с предоставлением им всех законных гарантий справедливого и законного суда. За ними признается, наравне с людьми, право на существование на земле. Это право может быть у них отнято только по постановлению законной власти и только в том случае, если они злоупотребляют этим правом и причиняют человеку вред. Они пользуются защитой законов не только светских, но и духовных и, в случае доказанной их вины, они, подобно членам церкви, могут быть отлучаемы от церкви. Отлучение животных от церкви считалось для них, как и для действительных членов церкви, самым тяжким наказанием, и духовные суды решались на такое наказание не сразу. Обвиняемое животное предварялось увещеванием от имени жалобщика следующего рода. «Ты – создание Божье; как таковому, я обязан оказывать тебе уважение. Земля тебе дана, как и мне; я обязан дать тебе возможность жить. Но ты вредишь мне, ты присваиваешь себе мою собственность, ты портишь мой виноградник, ты пожираешь мою жатву, ты лишаешь меня плодов моих трудов. Может быть я заслуживаю этих бедствий, ибо я несчастный грешник. Во всяком случае, право сильного – есть право несправедливое. Я докажу твою неправоту, я буду просить у Всевышнего заступничества. Я тебе укажу место, где ты можешь существовать, уйди отсюда. Если же ты будешь упорствовать, то я тебя прокляну».
В этом обращении человека к животному – более трогательного, чем смешного. Трогательна эта наивная простота, с которой, при всей ее абсурдности, выражен почти пантеистический взгляд на мир, на природу, в которой все равноправны, от царя природы – человека до ничтожного насекомого, желающего тоже жить и имеющего тоже право на жизнь...»
«В 1474 г. в городе Базеле осужден на сожжение петух, который снес яйцо и тем навлек на себя подозрение, что он вошел в связь с дьяволом. Яйцо тоже было сожжено».
«В царствование Франциска I, во Франции, Жан Мило, чиновник Труа в Компьене, постановил 9 июня 1566 года следующего содержания решение против гусениц: выслушавши стороны и признавая справедливую жалобу жителей Виленоса, предлагаем гусенице удалиться в течении шести дней, в случае же неисполнения сего объявляем ее проклятою и отлученною от церкви».
Канторович Я.А. Процессы против животных в Средние века. М., 2012.