Все по-другому. Темная сторона свободы
Не так давно один профессор читал лекцию о выдающемся психологе Льве Выготском. Как известно, Выготский в своей теории уделял большое место проблеме знака. Знак есть важнейший инструмент мышления. То есть человек мыслит не просто чувственными образами и реагирует не на прямые стимулы среды, а опосредствует их с помощью знаков — прежде всего с помощью языка. Собственно, в этом и состоит культурно-историческая теория Выготского.
Вот профессор закончил лекцию: «Вопросы, пожалуйста».
Поднимается рука.
— Скажите, а если я Водолей, у меня какое мышление?
— Что-оо?!! — профессор едва не упал с кафедры.
— Но вы же сами сказали — в мышлении все зависит от знаков. Вот я и говорю — я по знаку Водолей…
Ужасная история. Но подлинная.
Любой вузовский преподаватель может часами рассказывать о поразительном, о вызывающем, как будто бы даже нарочитом, принципиальном, просто-таки доктринальном невежестве учащейся молодежи.Любой вузовский преподаватель может часами рассказывать о поразительном, о вызывающем, как будто бы даже нарочитом, принципиальном, просто-таки доктринальном невежестве учащейся молодежи. Особенно на гуманитарных факультетах.
— Ой, опять цифры! — тоскливо воет аудитория студентов-экономистов. — Как скучно! Ой, а мы в графиках не разбираемся!
— Позвольте, но вы же хотите заниматься экономикой? Как вы себе представляете вашу работу?
— Ну… — Глаза мечтательно туманятся. — Например, работать в банке! Или в крупной инвестиционной компании!
Видно, как перед внутренним взором кружится сладкая картинка: интерьер в стиле техно — модный костюм — айфон в руке, айпад под мышкой — дорогие часы — новенькая машина — красивое кафе — и много, много, много денег… «От 75.000», — простодушно требуют выпускники. В банках ведь много платят. А в крупных инвестиционных компаниях — еще больше. Образ с рекламной картинки из глянцевого журнала.
— Но почему вам должны платить такую зарплату?
— А квартиру снимать? А в кафе ходить?
Перевернутая логика. Не потому, что я заработал, а потому, что мне надо. Чтобы соответствовать вышеуказанной картинке.
— Поставьте зачет, я не виноват, я просто не могу разобраться, тут столько цифр, у меня голова кругом идет. А на ваши занятия я не ходил потому, что у вас первая пара, а я далеко живу и не могу так рано вставать, тем более что моя девушка живет на другом конце Москвы. Ну поставьте, жалко вам, что ли? А то меня отчислят!
И ставят.
Надоело писать про студенческие ляпсусы. А также про то, как студент подает профессору дипломную работу, которая состоит из едва склеенных статей этого самого профессора, и никак не может понять, а что же в этом плохого.
Тут все гораздо серьезнее.
Это не про отдельных Митрофанушек. Комедия Фонвизина — сатира на глухую поместную тупость, которая еще рельефнее рисовалась на фоне екатерининского Просвещения. Недоросль XVIII века, который не хочет учиться, а хочет жениться и которого «извозчики довезут», — это регресс, реакция, цепляние за прошлое.
Нынешнее дремучее и агрессивное невежество — это оборотная сторона демократии. Парадоксы прогресса.
Может быть, мы еще не везде и не во всем изжили наследие советского тоталитаризма. Но в области образования, в области таких ценностей, как знания, логика, рациональность, преодолели его окончательно. Разгромили в пух.
Потому что тоталитаризм — это прежде всего дисциплина. Не только палочная дисциплина казармы, не только фейс- и дресс-коды («Небритость свидетельствует о внутренней расхлябанности!» — сказал Сталин, и советские люди побежали бриться и гладить брюки), не только внешняя дисциплина, но и дисциплина ума. Не надо возражать, не надо ни к селу ни к городу вспоминать, что в основе тоталитаризма — иррациональная агрессия, патернализм, утопические фантазии. Да, конечно. В какой-то очень глубинно-психологической основе — да.
Но я не о том. Я о том, что тоталитаризм — крайнее выражение модерна, индустриализма. А что такое модерн? Это всеобщая однотипная занятость фабричного и конторского (школьного, больничного) образца. Для такой структуры занятости необходим довольно высокий и, главное, твердый всеобщий образовательный стандарт. Нужно уважение к знаниям как таковым, особая ценность логичности и рационализма. Нужно «научное материалистическое мировоззрение». Атеизм. Нетерпимость к суевериям и приметам.
Нужно твердое знание истории. Орда, опричнина, Смута, Петр, Екатерина, Бородино. Три этапа русского освободительного движения. Три закона диалектики! Нужна, наконец, «классика», Большой Канон: стихи Пушкина наизусть, Гоголь, Тургенев и Лев Толстой как зеркало русской революции. Также Репин, Суриков и Левитан. Будь ты отличник или камчадал-второгодник — в тебя вколотят формулы, имена и даты. В общем, «учиться, учиться и учиться». Потому что «коммунистом можно стать тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств…» Помните? В каждой школе на стене висело. Допустим, это было лицемерие и под всеми богатствами подразумевался тщательно отфильтрованный набор сведений. Но в любом случае хронологию не путали, уже спасибо.
Но вот тоталитаризм выдохся и завял. Наступила свобода. И сразу же исчезла необходимость обогащать свою память чем бы то ни было.
Свобода, как ни странно, включает в себя свободу от рационального мышления. Да и вообще от научного знания как универсальной ценности. А также от самих знаний. От «сведений образованности», как говорилось в старину.
Почему?
Потому что свобода, к сожалению, неделима.
Монополия на власть — это в том числе и монополия на знание. Тоталитарная власть посредством обязательных школьных программ наставляла своих подданных: вот истина, а вот ложь; вот прогресс, а вот реакция; вот наука, а вот религиозные предрассудки; этот писатель великий, этот средний, а тот — продукт маразма буржуазной культуры. Все отклонения — от астрологии до фрейдизма — сурово карались.
Наконец темницы рухнули, и свобода нас это самое у входа. И вдруг оказалось, что систематическое образование и обязательный рационализм были чудовищным насилием над личностью, которой все это ни к черту не нужно.
Особенно сейчас, когда структура занятости решительно изменилась. Когда самой массовой профессией стал не инженер, не квалифицированный рабочий, а менеджер нижнего и среднего звена. Принять заказ, передать заказ, проследить, чтоб заказ был выполнен вовремя (то есть подстегнуть исполнителя, а если он не слушается, пожаловаться начальнику). А также переадресовать клиента.
— Добрый день, компания «Люкс-Лайт», Анна!
— Хочу заказать пять ящиков…
— Минутку, соединяю вас с отделом заказов. (Музыка.) Здравствуйте, отдел заказов, Наталья. Вы организация или частное лицо? Переключаю на менеджера по заказам от частных лиц. (Музыка.) Отдел заказов, Виктория! Вам с доставкой? Одну секунду! (Музыка.) Отдел доставки, Алиса! Вам в пределах Москвы или за МКАД? Переключаю на менеджера-специалиста. (Музыка.) Отдел доставки, Евгения!
— Здравствуйте. Хочу заказать с доставкой за пределы МКАД пять ящиков…
— Извините, доставка за пределы МКАД только не менее двадцати ящиков.
— Извините!
— Что вы, что вы, спасибо за звонок! Ваш звонок очень важен для нас.
Бедные пролетарии XXI века. Бедные Анна, Наталья, Алиса, Виктория и Евгения и тысячи, десятки, сотни тысяч им подобных, которые каждое утро, причесавшись и накрасившись, надев строгий бизнес-костюм, колготки, несмотря на любую жару, высокие каблуки, несмотря на боль в ногах, сломя голову несутся в свой офис, чтобы переключать звонки с менеджера Татьяны на менеджера Полину…
Но зачем им знать, кто, когда, с кем и ради чего сражался под Полтавой?
Для этой работы достаточно четырехклассного образования. Да и то много.
Поэтому демократия — в ее популярной, вульгарной, то есть народной, версии — приняла форму маргинального протеста против знания.
«Какая же это демократия, когда меня заставляют читать и заучивать всякие скучные, неинтересные, непонятные вещи? Кому интересно, пусть ковыряется в истории, физике, биологии. Никто не запрещает. Демократия ведь! Но и принуждать не имеют права. Не старый режим, слава богу! Вы еще экзамены по марксизму-ленинизму устройте, ха-ха!
Почему я обязан верить в астрономию и теорию эволюции, в первичность материи и вторичность сознания, в законы социального развития и прочую чушь? Когда почти расшифрован код да Винчи! Когда вот-вот закончится Эра Рыб и начнется Эра Водолея!»
Иногда кажется, что власть сделала ставку на неграмотных. Точнее, на необразованное и суеверное большинство. В конце концов, импортировать можно не только товары, не только технологии, но и специалистов. Это значительно дешевле, чем восстанавливать систему образования и вообще весь контекст уважения к знанию. Это гораздо надежнее — иностранного специалиста в случае чего можно тихо спровадить домой, а с отечественным умником не оберешься хлопот.
Смесь верований, суеверий и мистики, коктейль из религии, эзотерики, кармы, йоги, астрологии, рецептов народной медицины и сплетен о жизни бомонда — вот что варится и булькает в нашем общественном сознании. «Загляни в душу русского человека — и увидишь там телевизионный экран, показывающий все программы одновременно», — сказал мудрый Леонид Шебаршин.
А если теряется различие между знанием и суеверием, то помаленьку стушевывается различие между истиной и ложью. Исчезает сама истина — не только как высшая нравственно-философская ценность, но истина (она же, извините, правда) — как нужнейший житейский инструмент, постоянный измеритель вещей, слов и поступков. Вместо правды или лжи появляется эффективная или неэффективная реклама (маркетинг, политтехнология).
Вернемся к Выготскому, с которого начали.
Знаки суть инструменты мышления, как мы помним. Каковы знаки, таково и мышление, грубо говоря. Если в народном сознании знаки Зодиака занимают слишком много места, то народ начинает мыслить соответственно. Не собственными интересами, целями и ценностями, а Скорпионами и Девами. И не запретишь, и даже не осудишь: свобода [#].
Не так давно один профессор читал лекцию о выдающемся психологе Льве Выготском. Как известно, Выготский в своей теории уделял большое место проблеме знака. Знак есть важнейший инструмент мышления. То есть человек мыслит не просто чувственными образами и реагирует не на прямые стимулы среды, а опосредствует их с помощью знаков — прежде всего с помощью языка. Собственно, в этом и состоит культурно-историческая теория Выготского.
Вот профессор закончил лекцию: «Вопросы, пожалуйста».
Поднимается рука.
— Скажите, а если я Водолей, у меня какое мышление?
— Что-оо?!! — профессор едва не упал с кафедры.
— Но вы же сами сказали — в мышлении все зависит от знаков. Вот я и говорю — я по знаку Водолей…
Ужасная история. Но подлинная.
Любой вузовский преподаватель может часами рассказывать о поразительном, о вызывающем, как будто бы даже нарочитом, принципиальном, просто-таки доктринальном невежестве учащейся молодежи.Любой вузовский преподаватель может часами рассказывать о поразительном, о вызывающем, как будто бы даже нарочитом, принципиальном, просто-таки доктринальном невежестве учащейся молодежи. Особенно на гуманитарных факультетах.
— Ой, опять цифры! — тоскливо воет аудитория студентов-экономистов. — Как скучно! Ой, а мы в графиках не разбираемся!
— Позвольте, но вы же хотите заниматься экономикой? Как вы себе представляете вашу работу?
— Ну… — Глаза мечтательно туманятся. — Например, работать в банке! Или в крупной инвестиционной компании!
Видно, как перед внутренним взором кружится сладкая картинка: интерьер в стиле техно — модный костюм — айфон в руке, айпад под мышкой — дорогие часы — новенькая машина — красивое кафе — и много, много, много денег… «От 75.000», — простодушно требуют выпускники. В банках ведь много платят. А в крупных инвестиционных компаниях — еще больше. Образ с рекламной картинки из глянцевого журнала.
— Но почему вам должны платить такую зарплату?
— А квартиру снимать? А в кафе ходить?
Перевернутая логика. Не потому, что я заработал, а потому, что мне надо. Чтобы соответствовать вышеуказанной картинке.
— Поставьте зачет, я не виноват, я просто не могу разобраться, тут столько цифр, у меня голова кругом идет. А на ваши занятия я не ходил потому, что у вас первая пара, а я далеко живу и не могу так рано вставать, тем более что моя девушка живет на другом конце Москвы. Ну поставьте, жалко вам, что ли? А то меня отчислят!
И ставят.
Надоело писать про студенческие ляпсусы. А также про то, как студент подает профессору дипломную работу, которая состоит из едва склеенных статей этого самого профессора, и никак не может понять, а что же в этом плохого.
Тут все гораздо серьезнее.
Это не про отдельных Митрофанушек. Комедия Фонвизина — сатира на глухую поместную тупость, которая еще рельефнее рисовалась на фоне екатерининского Просвещения. Недоросль XVIII века, который не хочет учиться, а хочет жениться и которого «извозчики довезут», — это регресс, реакция, цепляние за прошлое.
Нынешнее дремучее и агрессивное невежество — это оборотная сторона демократии. Парадоксы прогресса.
Может быть, мы еще не везде и не во всем изжили наследие советского тоталитаризма. Но в области образования, в области таких ценностей, как знания, логика, рациональность, преодолели его окончательно. Разгромили в пух.
Потому что тоталитаризм — это прежде всего дисциплина. Не только палочная дисциплина казармы, не только фейс- и дресс-коды («Небритость свидетельствует о внутренней расхлябанности!» — сказал Сталин, и советские люди побежали бриться и гладить брюки), не только внешняя дисциплина, но и дисциплина ума. Не надо возражать, не надо ни к селу ни к городу вспоминать, что в основе тоталитаризма — иррациональная агрессия, патернализм, утопические фантазии. Да, конечно. В какой-то очень глубинно-психологической основе — да.
Но я не о том. Я о том, что тоталитаризм — крайнее выражение модерна, индустриализма. А что такое модерн? Это всеобщая однотипная занятость фабричного и конторского (школьного, больничного) образца. Для такой структуры занятости необходим довольно высокий и, главное, твердый всеобщий образовательный стандарт. Нужно уважение к знаниям как таковым, особая ценность логичности и рационализма. Нужно «научное материалистическое мировоззрение». Атеизм. Нетерпимость к суевериям и приметам.
Нужно твердое знание истории. Орда, опричнина, Смута, Петр, Екатерина, Бородино. Три этапа русского освободительного движения. Три закона диалектики! Нужна, наконец, «классика», Большой Канон: стихи Пушкина наизусть, Гоголь, Тургенев и Лев Толстой как зеркало русской революции. Также Репин, Суриков и Левитан. Будь ты отличник или камчадал-второгодник — в тебя вколотят формулы, имена и даты. В общем, «учиться, учиться и учиться». Потому что «коммунистом можно стать тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств…» Помните? В каждой школе на стене висело. Допустим, это было лицемерие и под всеми богатствами подразумевался тщательно отфильтрованный набор сведений. Но в любом случае хронологию не путали, уже спасибо.
Но вот тоталитаризм выдохся и завял. Наступила свобода. И сразу же исчезла необходимость обогащать свою память чем бы то ни было.
Свобода, как ни странно, включает в себя свободу от рационального мышления. Да и вообще от научного знания как универсальной ценности. А также от самих знаний. От «сведений образованности», как говорилось в старину.
Почему?
Потому что свобода, к сожалению, неделима.
Монополия на власть — это в том числе и монополия на знание. Тоталитарная власть посредством обязательных школьных программ наставляла своих подданных: вот истина, а вот ложь; вот прогресс, а вот реакция; вот наука, а вот религиозные предрассудки; этот писатель великий, этот средний, а тот — продукт маразма буржуазной культуры. Все отклонения — от астрологии до фрейдизма — сурово карались.
Наконец темницы рухнули, и свобода нас это самое у входа. И вдруг оказалось, что систематическое образование и обязательный рационализм были чудовищным насилием над личностью, которой все это ни к черту не нужно.
Особенно сейчас, когда структура занятости решительно изменилась. Когда самой массовой профессией стал не инженер, не квалифицированный рабочий, а менеджер нижнего и среднего звена. Принять заказ, передать заказ, проследить, чтоб заказ был выполнен вовремя (то есть подстегнуть исполнителя, а если он не слушается, пожаловаться начальнику). А также переадресовать клиента.
— Добрый день, компания «Люкс-Лайт», Анна!
— Хочу заказать пять ящиков…
— Минутку, соединяю вас с отделом заказов. (Музыка.) Здравствуйте, отдел заказов, Наталья. Вы организация или частное лицо? Переключаю на менеджера по заказам от частных лиц. (Музыка.) Отдел заказов, Виктория! Вам с доставкой? Одну секунду! (Музыка.) Отдел доставки, Алиса! Вам в пределах Москвы или за МКАД? Переключаю на менеджера-специалиста. (Музыка.) Отдел доставки, Евгения!
— Здравствуйте. Хочу заказать с доставкой за пределы МКАД пять ящиков…
— Извините, доставка за пределы МКАД только не менее двадцати ящиков.
— Извините!
— Что вы, что вы, спасибо за звонок! Ваш звонок очень важен для нас.
Бедные пролетарии XXI века. Бедные Анна, Наталья, Алиса, Виктория и Евгения и тысячи, десятки, сотни тысяч им подобных, которые каждое утро, причесавшись и накрасившись, надев строгий бизнес-костюм, колготки, несмотря на любую жару, высокие каблуки, несмотря на боль в ногах, сломя голову несутся в свой офис, чтобы переключать звонки с менеджера Татьяны на менеджера Полину…
Но зачем им знать, кто, когда, с кем и ради чего сражался под Полтавой?
Для этой работы достаточно четырехклассного образования. Да и то много.
Поэтому демократия — в ее популярной, вульгарной, то есть народной, версии — приняла форму маргинального протеста против знания.
«Какая же это демократия, когда меня заставляют читать и заучивать всякие скучные, неинтересные, непонятные вещи? Кому интересно, пусть ковыряется в истории, физике, биологии. Никто не запрещает. Демократия ведь! Но и принуждать не имеют права. Не старый режим, слава богу! Вы еще экзамены по марксизму-ленинизму устройте, ха-ха!
Почему я обязан верить в астрономию и теорию эволюции, в первичность материи и вторичность сознания, в законы социального развития и прочую чушь? Когда почти расшифрован код да Винчи! Когда вот-вот закончится Эра Рыб и начнется Эра Водолея!»
Иногда кажется, что власть сделала ставку на неграмотных. Точнее, на необразованное и суеверное большинство. В конце концов, импортировать можно не только товары, не только технологии, но и специалистов. Это значительно дешевле, чем восстанавливать систему образования и вообще весь контекст уважения к знанию. Это гораздо надежнее — иностранного специалиста в случае чего можно тихо спровадить домой, а с отечественным умником не оберешься хлопот.
Смесь верований, суеверий и мистики, коктейль из религии, эзотерики, кармы, йоги, астрологии, рецептов народной медицины и сплетен о жизни бомонда — вот что варится и булькает в нашем общественном сознании. «Загляни в душу русского человека — и увидишь там телевизионный экран, показывающий все программы одновременно», — сказал мудрый Леонид Шебаршин.
А если теряется различие между знанием и суеверием, то помаленьку стушевывается различие между истиной и ложью. Исчезает сама истина — не только как высшая нравственно-философская ценность, но истина (она же, извините, правда) — как нужнейший житейский инструмент, постоянный измеритель вещей, слов и поступков. Вместо правды или лжи появляется эффективная или неэффективная реклама (маркетинг, политтехнология).
Вернемся к Выготскому, с которого начали.
Знаки суть инструменты мышления, как мы помним. Каковы знаки, таково и мышление, грубо говоря. Если в народном сознании знаки Зодиака занимают слишком много места, то народ начинает мыслить соответственно. Не собственными интересами, целями и ценностями, а Скорпионами и Девами. И не запретишь, и даже не осудишь: свобода [#].