Авада Нахуй Блять Кедавра!
Сергей Худиев
О зле богохульства
Недавняя выходка в Манеже вызвала новую волну разговоров про «оскорбления чувств» причем большинство из них сводились не к тому, что «это негодный способ защиты чувств верующих», а к тому, что «все эти чувства верующих — только предлог для хулиганов хулиганить, а для властей — закручивать гайки».
...Что же, «чувства верующих» — довольно неудачная формулировка, которая обращает внимание на субъективные переживания оскорбленных, а не на объективный характер деяния, поэтому лучше лучше говорить о богохульстве.
С точки зрения некоторых комментаторов богохульство — это вообще мнимое преступление, что-то, что не может считаться ни преступлением с точки зрения закона, ни злом с точки зрения морали, поскольку, если Бога не существует, направлено против воображаемой сущности, а если Он существует — то всемогущий Бог едва ли может нуждаться в защите человеческого закона.
Закон не может защищать нематериальные сущности; его дело — предотвращение измеримого материального ущерба, который может быть нанесен жизни, здоровью или имуществу людей. Мораль же есть дело частное — считаете аморальным богохульствовать, не богохульствуйте. Есть люди, которые считают, сообразно их религиозным традициям, аморальным употреблять вино, свинину или говядину. Это же не налагает никаких обязательств на Вас? Ну вот и Ваше благочестивое негодование на некоторые вещи не может никого обязывать.
Есть ряд причин, по которым эта аргументация не работает. Начнем с закона. Защищает ли закон нематериальные сущности? Разумеется. Закон, например, защищает памятники истории и культуры. Не просто в качестве строений, находящихся в чьей-то собственности, а именно в качестве памятников. Какие материальные параметры отличают памятник от не-памятника, Храм Покрова на Нерли от бетонной коробки склада? Материальные — никакие, разве что в качестве склада храм менее удобен. Только культурные, эстетические и духовные. В глазах людей Храм Покрова на Нерли обладает нематериальной ценностью — и эта нематериальная ценность находится под защитой закона.
Представим себе человека, лишенного эстетического восприятия, для которого все изумление людей перед лицом этого чуда древнерусского зодчества — нечто совершенно пустое, и, на его взгляд, даже вредное. Возможно, обладая кое-какими возможностями, он захочет снести этот храм и водворить на его месте превосходный бетонный склад, к немалой пользе для экономического развития региона. У многих из нас — верующих и неверующих — это намерение вызовет ужас, и мы захотим ему воспрепятствовать. На что он нам скажет, что чувства любителей древнерусского зодчества — это всего лишь чувства, и мало кого что глубоко огорчает. Его вот, может быть, глубоко огорчает, что такую экономически важную территорию занимает какая-то старая развалина. И вообще мало ли у кого какие чувства, на всякий чих не наздравствуешься. Наш ужас и негодование по поводу возможного уничтожения этого уникального памятника будет ему совершенно непонятен — и восприниматься как блажь. Все негодование и возмущение будет разбиваться об стену непонимания «а что такого-то?».
Тем не менее, многие из нас сочтут, что храм сносить нельзя. А неспособность нашего оппонента понять, сколь ужасны его планы — признак его ущербности, а не превосходства. Люди, у которых нет чувства красоты, культуры и истории, не должны диктовать тем, у кого оно есть. К частью, такой ситуации не возникнет — Храм Покрова на Нерли находится под защитой закона.
Но в этом случае закон защищает именно нематериальные ценности — которые проявляют себя в чувствах людей. Нам всем очень дорог Храм Покрова на Нерли. Нам искренне жаль тех, кому он не дорог. Антиутопий, в которых бы закон защищал только и исключительно материальные ценности, пока не возникло.
Однако богохульство имеет и вполне материальные последствия. Защита Бога и насаждение благочестия, разумеется, не входит в задачи государства. В его задачи входит поддержание мира и предотвращение ущерба.
Богохульство есть хуление почитаемой другими людьми святыни, оно намеренно совершается именно с целью оскорбления этих людей. Подчеркнем — речь идет о намеренном действии. Если Вы запиваете жирные свиные сардельки с сыром ледяным пивом, Вы, вероятно, тяжко огорчаете этим гастроэнтерологов, а также людей, традиции которых это запрещают. Однако Вы совершаете это отнюдь не с намерением нанести кому-либо оскорбление. Если Вы, скажем, преподаете теорию эволюции, которая огорчает сторонников младоземельного креационизма, Вы не виновны в оскорблении, потому что преподаете ее отнюдь не с целью оскорблять кого-либо. Более того, если Вы утверждаете, что Бога нет, и никогда не было, и приводите в обоснование своего мнения те или иные доводы, это не оскорбление — потому, что Вашей целью в данном случае является изложить и обосновать ваши взгляды на реальность, а не оскорбить кого-либо.
Богохульство предполагает, что Вы делаете нечто именно с намерением оскорбить большую группу людей. Это, в самом деле, эффективный способ выразить крайнее, предельное неуважение к людям. Закон пресекает изъявления ненависти на этнической почве — и имеет точно также же основания пресекать изъявления ненависти к чьей-либо религии. В целях поддержания гражданского мира.
Но вернемся к примеру с Храмом Покрова на Нерли. Почему, собственно, это сооружение обладает ценностью? Значительная часть людей так считает? Но что если люди, воспринимающие этот храм как ценность, окажутся в меньшинстве? Будут ли они все равно правы — должны ли мы будем ободрить их, как немногих носителей культуры среди моря варварства? Можем ли мы решить вопрос голосованием — и, если большинство будет не против, все же построить на месте этого храма бетонный склад? Далее, должны ли мы развивать в школьниках способность к эстетическому восприятию и показывать им это храм как пример прекрасного?
Иначе говоря, есть ли за красотой — и эстетическим переживанием красоты — какая-то подлинная ценность, не то, что мы назначили голосованием, а то, что существует до нас, независимо от нас, и по праву требует нашего признания?
То есть, переходя от закона к морали — есть ли у нас нравственное обязательство признавать красоту? Не является ли человек из нашего примера, желающий снести храм ради склада, человеком провалившимся в нравственном отношении?
Если да, то за нравственностью есть нечто объективное. Этот человек объективно неправ. Мы должны признавать красоту, культуру, историю и учить этому детей. Это не обязательно предполагает личную веру — но это точно предполагает воздержание от богохульства.
Неверующий может признавать культурную, эстетическую и историческую ценность храма, богохульник — нет. Можно уважать своих предков и не разделять их веры. Но нельзя уважать своих предков и глумиться над их верой. Богохульство всегда является антикультурным явлением. Воспитание в уважении к культуре предполагает нравственный запрет на богохульство.
Еще одна причина, по которой богохульство является аморальным — даже для неверующего человека — это нравственные ценности, связанные с Евангелием, даже если человек в него не верит. Как писал об этом Умберто Эко, человек лично неверующий, «и среди многих примеров, которые человеку удастся измыслить, в ряду примеров блистательных, кошмарных, гениально-утешительных — в некий миг полноты времен этот человек обретет религиозную, моральную и поэтическую силу создать фигуру Христа, то есть образ всеобщей любви, прощения врагам, историю жизни обреченной холокосту во имя спасения остальных... Будь я инопланетянин, занесенный на Землю из далеких галактик, и окажись я перед лицом популяции, способной породить подобную модель, я преклонился бы, восхищенный толикой теогонической гениальности, и почел бы эту популяцию, мизерную и нечестивую, сотворившую столь много скверн, — все искупившей, лишь тем, что она оказалась способна желать и веровать, что вымышленный ею образец — истинен».
Даже если не верить во Христа как в Бога, не верить в Богоматерь, их образы есть образы милосердия, чистоты, жертвенной любви — и глумиться над этими образами значит глумиться над этими ценностями, которые могут быть вполне реальны и для неверующего человека.
Но, рассмотрев юридическую, культурную и моральную сторону вопроса, поднимемся на уровень выше. Богохульство уничтожает способность к духовному поиску. В духовной жизни мы ищем Бога, достойного поклонения, источника всякой истины, добра и красоты. Духовная жизнь всегда предполагает любовь и смирение, готовность склониться перед тайной Бога с благоговейным трепетом. Лишиться благоговения — значит лишиться веры и спасения. Верующий человек ни в коем случае не может одобрять или поощрять такой грех.
Разумеется, люди выступающие против богохульства, или, по крайней мере, заявляющие об этом, могут вести себя откровенно глупо — точно также, как люди, выступающие против любого зла могут вести себя глупо. Разумеется, бывают совершенно неосновательные обвинения в богохульстве, порожденные как искренним непониманием, так и злой волей.
Зло богохульства, однако, от этого не перестает быть злом — и должно быть названо таковым [#].
Недавняя выходка в Манеже вызвала новую волну разговоров про «оскорбления чувств» причем большинство из них сводились не к тому, что «это негодный способ защиты чувств верующих», а к тому, что «все эти чувства верующих — только предлог для хулиганов хулиганить, а для властей — закручивать гайки».
...Что же, «чувства верующих» — довольно неудачная формулировка, которая обращает внимание на субъективные переживания оскорбленных, а не на объективный характер деяния, поэтому лучше лучше говорить о богохульстве.
С точки зрения некоторых комментаторов богохульство — это вообще мнимое преступление, что-то, что не может считаться ни преступлением с точки зрения закона, ни злом с точки зрения морали, поскольку, если Бога не существует, направлено против воображаемой сущности, а если Он существует — то всемогущий Бог едва ли может нуждаться в защите человеческого закона.
Закон не может защищать нематериальные сущности; его дело — предотвращение измеримого материального ущерба, который может быть нанесен жизни, здоровью или имуществу людей. Мораль же есть дело частное — считаете аморальным богохульствовать, не богохульствуйте. Есть люди, которые считают, сообразно их религиозным традициям, аморальным употреблять вино, свинину или говядину. Это же не налагает никаких обязательств на Вас? Ну вот и Ваше благочестивое негодование на некоторые вещи не может никого обязывать.
Есть ряд причин, по которым эта аргументация не работает. Начнем с закона. Защищает ли закон нематериальные сущности? Разумеется. Закон, например, защищает памятники истории и культуры. Не просто в качестве строений, находящихся в чьей-то собственности, а именно в качестве памятников. Какие материальные параметры отличают памятник от не-памятника, Храм Покрова на Нерли от бетонной коробки склада? Материальные — никакие, разве что в качестве склада храм менее удобен. Только культурные, эстетические и духовные. В глазах людей Храм Покрова на Нерли обладает нематериальной ценностью — и эта нематериальная ценность находится под защитой закона.
Представим себе человека, лишенного эстетического восприятия, для которого все изумление людей перед лицом этого чуда древнерусского зодчества — нечто совершенно пустое, и, на его взгляд, даже вредное. Возможно, обладая кое-какими возможностями, он захочет снести этот храм и водворить на его месте превосходный бетонный склад, к немалой пользе для экономического развития региона. У многих из нас — верующих и неверующих — это намерение вызовет ужас, и мы захотим ему воспрепятствовать. На что он нам скажет, что чувства любителей древнерусского зодчества — это всего лишь чувства, и мало кого что глубоко огорчает. Его вот, может быть, глубоко огорчает, что такую экономически важную территорию занимает какая-то старая развалина. И вообще мало ли у кого какие чувства, на всякий чих не наздравствуешься. Наш ужас и негодование по поводу возможного уничтожения этого уникального памятника будет ему совершенно непонятен — и восприниматься как блажь. Все негодование и возмущение будет разбиваться об стену непонимания «а что такого-то?».
Тем не менее, многие из нас сочтут, что храм сносить нельзя. А неспособность нашего оппонента понять, сколь ужасны его планы — признак его ущербности, а не превосходства. Люди, у которых нет чувства красоты, культуры и истории, не должны диктовать тем, у кого оно есть. К частью, такой ситуации не возникнет — Храм Покрова на Нерли находится под защитой закона.
Но в этом случае закон защищает именно нематериальные ценности — которые проявляют себя в чувствах людей. Нам всем очень дорог Храм Покрова на Нерли. Нам искренне жаль тех, кому он не дорог. Антиутопий, в которых бы закон защищал только и исключительно материальные ценности, пока не возникло.
Однако богохульство имеет и вполне материальные последствия. Защита Бога и насаждение благочестия, разумеется, не входит в задачи государства. В его задачи входит поддержание мира и предотвращение ущерба.
Богохульство есть хуление почитаемой другими людьми святыни, оно намеренно совершается именно с целью оскорбления этих людей. Подчеркнем — речь идет о намеренном действии. Если Вы запиваете жирные свиные сардельки с сыром ледяным пивом, Вы, вероятно, тяжко огорчаете этим гастроэнтерологов, а также людей, традиции которых это запрещают. Однако Вы совершаете это отнюдь не с намерением нанести кому-либо оскорбление. Если Вы, скажем, преподаете теорию эволюции, которая огорчает сторонников младоземельного креационизма, Вы не виновны в оскорблении, потому что преподаете ее отнюдь не с целью оскорблять кого-либо. Более того, если Вы утверждаете, что Бога нет, и никогда не было, и приводите в обоснование своего мнения те или иные доводы, это не оскорбление — потому, что Вашей целью в данном случае является изложить и обосновать ваши взгляды на реальность, а не оскорбить кого-либо.
Богохульство предполагает, что Вы делаете нечто именно с намерением оскорбить большую группу людей. Это, в самом деле, эффективный способ выразить крайнее, предельное неуважение к людям. Закон пресекает изъявления ненависти на этнической почве — и имеет точно также же основания пресекать изъявления ненависти к чьей-либо религии. В целях поддержания гражданского мира.
Но вернемся к примеру с Храмом Покрова на Нерли. Почему, собственно, это сооружение обладает ценностью? Значительная часть людей так считает? Но что если люди, воспринимающие этот храм как ценность, окажутся в меньшинстве? Будут ли они все равно правы — должны ли мы будем ободрить их, как немногих носителей культуры среди моря варварства? Можем ли мы решить вопрос голосованием — и, если большинство будет не против, все же построить на месте этого храма бетонный склад? Далее, должны ли мы развивать в школьниках способность к эстетическому восприятию и показывать им это храм как пример прекрасного?
Иначе говоря, есть ли за красотой — и эстетическим переживанием красоты — какая-то подлинная ценность, не то, что мы назначили голосованием, а то, что существует до нас, независимо от нас, и по праву требует нашего признания?
То есть, переходя от закона к морали — есть ли у нас нравственное обязательство признавать красоту? Не является ли человек из нашего примера, желающий снести храм ради склада, человеком провалившимся в нравственном отношении?
Если да, то за нравственностью есть нечто объективное. Этот человек объективно неправ. Мы должны признавать красоту, культуру, историю и учить этому детей. Это не обязательно предполагает личную веру — но это точно предполагает воздержание от богохульства.
Неверующий может признавать культурную, эстетическую и историческую ценность храма, богохульник — нет. Можно уважать своих предков и не разделять их веры. Но нельзя уважать своих предков и глумиться над их верой. Богохульство всегда является антикультурным явлением. Воспитание в уважении к культуре предполагает нравственный запрет на богохульство.
Еще одна причина, по которой богохульство является аморальным — даже для неверующего человека — это нравственные ценности, связанные с Евангелием, даже если человек в него не верит. Как писал об этом Умберто Эко, человек лично неверующий, «и среди многих примеров, которые человеку удастся измыслить, в ряду примеров блистательных, кошмарных, гениально-утешительных — в некий миг полноты времен этот человек обретет религиозную, моральную и поэтическую силу создать фигуру Христа, то есть образ всеобщей любви, прощения врагам, историю жизни обреченной холокосту во имя спасения остальных... Будь я инопланетянин, занесенный на Землю из далеких галактик, и окажись я перед лицом популяции, способной породить подобную модель, я преклонился бы, восхищенный толикой теогонической гениальности, и почел бы эту популяцию, мизерную и нечестивую, сотворившую столь много скверн, — все искупившей, лишь тем, что она оказалась способна желать и веровать, что вымышленный ею образец — истинен».
Даже если не верить во Христа как в Бога, не верить в Богоматерь, их образы есть образы милосердия, чистоты, жертвенной любви — и глумиться над этими образами значит глумиться над этими ценностями, которые могут быть вполне реальны и для неверующего человека.
Но, рассмотрев юридическую, культурную и моральную сторону вопроса, поднимемся на уровень выше. Богохульство уничтожает способность к духовному поиску. В духовной жизни мы ищем Бога, достойного поклонения, источника всякой истины, добра и красоты. Духовная жизнь всегда предполагает любовь и смирение, готовность склониться перед тайной Бога с благоговейным трепетом. Лишиться благоговения — значит лишиться веры и спасения. Верующий человек ни в коем случае не может одобрять или поощрять такой грех.
Разумеется, люди выступающие против богохульства, или, по крайней мере, заявляющие об этом, могут вести себя откровенно глупо — точно также, как люди, выступающие против любого зла могут вести себя глупо. Разумеется, бывают совершенно неосновательные обвинения в богохульстве, порожденные как искренним непониманием, так и злой волей.
Зло богохульства, однако, от этого не перестает быть злом — и должно быть названо таковым [#].